Ранним утром раздался звонок. Моя подруга Клео недовольно сняла трубку и вдруг в изумлении подняла на меня глаза:
— Это тебя, из Белого дома!
Я не сразу въехала:
— Кто это? Кто вам нужен?
— Это мисс Хильчевская? Вас беспокоят из Белого дома, президент хочет встретиться с вами.
— Я сегодня не могу, я в Нью-Йорке.
— Мы знаем, прилетайте через два дня. Мы вас встретим у Северо-Западных ворот в 11 утра, не опаздывайте!
— Я с мужем…
— Мужа тоже берите.
Я как-то сразу поверила и поняла, что у президента Буша-старшего действительно отличная память. Осталось отыскать Тему в американских далях и срочно заказать билеты в Вашингтон.
— Тема, привет! Ты почему не звонишь? У меня такая новость! Нас пригласили в Белый дом, срочно меняй билет!
Голос Артема, сидевшего пятый час в аэропорту какого-то захудалого городишки, был печален и полон неразбавленного виски:
— Какой еще Белый дом? Ты там чем занимаешься?
Но уже на следующее утро Артем хотел знать все подробности. Договорились встретиться прямо в Вашингтоне и подарить президенту Темину книгу.
Вот так 11 января 1991 года мы прибыли в Белый дом. Секретарь нас вежливо предупредила, что встреча планируется минут на 10–15 плюс фото, и проводила в Овальный кабинет. Помимо президента Буша-старшего там было еще несколько любопытных личностей, но они все больше молчали. После слов приветствий и вежливых расспросов о родителях возникла легкая пауза, и тут Артем подарил свою книгу о войне в Афганистане. После этого мы только и успевали отвечать на вопросы о ситуации в СССР, о последствиях афганской войны, о гласности и перестройке…
Где-то минут через 40 в дверях возникла укоризненная фигура секретаря, и Буш с легким сожалением сказал:
— Жаль, но мы должны закончить нашу встречу. Меня ждут на Совете, вы же знаете, у нас тут планируется война.
А через четыре дня, 15 января, начался первый американский поход на Ирак…
Но и это еще не все. Именно это знакомство с Джоном Фромайером в августе 91-го помогло нам с Артемом связать два Белых дома — российский и американский, но это уже другая история…
Вспоминая сегодня Нью-Йорк 70-го и все события того времени, я с удивлением осознаю, насколько важны были это место и люди, с которыми познакомились я и моя семья, и как они повлияли на всю мою жизнь. Папа моего первого мужа Михаила был тем самым корреспондентом «Правды», который написал: «А пули настоящие?» Том стал другом моего отца, как, впрочем, и семья Боровиков, с которой мы продолжали дружить в Москве. Именно к Боровикам привела меня мама на ужин, чтобы показать, каким должен быть настоящий журналист-международник, а закончилось это моим браком с Артемом. И выбор профессии, и мужья, и дети — все сплелось в один клубок невероятных событий, которые до сих пор определяют направления моей жизни.
Эдуард Бояков. Театр про завтра
Из колонки режиссера, продюсера и педагога Эдуарда Боякова в «Русском пионере» № 37 читатель узнает, почему именно театр — это единственное «неоцифрованное» искусство. Почему ни телевидение, ни мониторинг прессы не дадут такой картины души нации, как это делает театр. И главное, что же это такое — новый театр.
Вольтеровское «Нация собирается в партере» помнят все… Да, так оно и есть. Вернее, было. Театр был удивительно точной, символической моделью общества. Вот царская, вот великокняжеская ложи, вот правительство, вот знать, вот буржуазия, вот интеллигенция, вот студенческая галерка. На сцене тоже было все предсказуемо, во всяком случае на уровне архитектуры и сценографии: порталы, красная линия, арьер, колосники со спускающимися нарисованными декорациями, оркестровая яма, рампа. Сиди себе в зале, смотри на сцену, учись жизни. В крайнем случае просто получай эмоцию, удовольствие.
Но сегодня, в XXI веке, нация уже не собирается в партере. Да и есть ли она, нация? А если есть, то где ей собираться? Классический театр музеефицируется и превращается в лучшем случае в ностальгический аттракцион. В худшем — в аттракцион светской гламурной пошлости. Актуальный же театр уже в середине прошлого века сломал архитектурный расклад и начал рассаживать зрителей то на сцене, то вокруг подиума, то вообще в каком-нибудь ангаре, где ни ярусов, ни тем более царской ложи нет и в помине. В общем, картина мира и нации не прочитывается… На смену Просвещению и вольтерьянству, рисовавшим и объяснявшим жизнь, пришел сперва модернизм, а потом и постмодернизм…