Раздались жидкие аплодисменты, в поддержку то ли моей оценки Дианиной внешности, то ли невысокого мнения о Барри Стеллинге, я не мог решить.
— Он хороший парень, — ответила Диана сухо. — У него сейчас неприятности, а вообще он парень что надо.
Я мог поклясться, что все их отношения сводятся к нескольким встречам у коридорного кулера, да и то призывные взгляды посылает ему она, однако было видно, что эмоции в этот флирт она вкладывает нешуточные.
— Ну, хорошо. Давайте посмотрим, что у вас тут. — Я положил ее блокнот на кафедру и прочел:
Я прервал чтение и спросил у Дианы:
— Помните, что вы сказали, когда я спросил, не будет ли вам неловко?
— Да… кажется.
— И что же?
Морщина раздражения пересекла ее лоб.
— Я, наверное, переволновалась. Не могу что-то…
— Вы сказали, что женщины знают, каково это — заставить парня обратить на себя внимание. — И я постучал по блокноту пальцем. — Об этом вы и молитесь, но почему-то не говорите здесь этого прямо. Вы ставите телегу впереди лошади. Все, что вам нужно для начала, это чтобы парень вас заметил, а уж остальное приложится. Разве нет?
Диана уставилась в свое стихотворение:
— Да, пожалуй, так… Конечно.
— Не хотите переделать первую строчку?
Она свела брови и поджала губы:
— Что, прямо сейчас?
— Только первую строчку. — Я дал ей ручку и сделал шаг назад, чтобы она могла подойти к кафедре.
Она постояла пару секунд с ручкой в руке, потом нацарапала несколько слов и посмотрела на меня.
— Прочтите ее нам, — сказал я.
Диана склонилась над микрофоном и чуть дрожащим голосом прочитала:
— Хочу, чтобы Барри Стеллинг меня заметил.
Зрители зашушукались, выражая, как мне показалось, сдержанное одобрение.
— Ну и как теперь? — спросил я Диану.
— По-моему… лучше.
— Вам показалось, что ваша связь со словами стала прочнее, так ведь? Они словно вытянули что-то из вас. Энергию… чувство.
Она кивнула и промокнула костяшкой пальца уголок глаза. Я поднял руки ладонями к публике — жест, который означал что-то среднее между «Видите, что я вам говорил?» и «Узрите, чудо!» Одни зашептались, другие заерзали на стульях, но большинство продолжали сидеть тихо, словно ждали от меня следующего фокуса и предчувствовали, что он будет еще грандиознее.
— Как только он вас заметит, — продолжал я, глядя на Диану, — как только посмотрит на вас внимательно и выйдет из того состояния ступора, в котором мужчина обычно смотрит на женщину, — что тогда? Что вы хотите, чтобы он увидел?
Она порывалась заговорить, но я остановил ее:
— Напишите это. Напишите это для меня, Диана.
Она опустила глаза в блокнот и заскользила взглядом по строчкам.
— Только не обманывайте себя, — сказал я. — Определитесь, чего вы на самом деле хотите, и напишите об этом. Вы хотите, чтобы однажды он поднял взгляд от своего стола и увидел… Что?
Она глядела в блокнот так долго, что я уже испугался, как бы не пришлось ей помогать. Но вот она склонилась над бумагой и написала несколько строк. Потом, голосом, еще более дрожащим, чем раньше, прочитала обновленный первый стих:
— Ну, вот видите! — сказал я.
Зал взорвался аплодисментами. Многие вардлиниты с неприкрытой завистью глазели на Диану.
— Вот видите! — повторил я. — Теперь здесь все сказано, не правда ли?
Блестя глазами, Диана едва заметно кивнула.
— Сами закончить сможете? Наверняка сможете!
— Думаю, что… да.
— И вовсе не обязательно копать глубоко! — сказал я аудитории. — Не надо устраивать себе сеанс психоанализа. Все, что вам нужно сделать, это соскрести банальности, которые лишают своеобразия вашу речь, и высказать то, чего вы на самом деле хотите!
Диана, чувствуя, что ее роль сыграна, начала потихоньку продвигаться к краю сцены. Но я, не желая терять примерную ученицу, перехватил ее одной рукой и притянул к себе.