Я выскользнул в проход и встал плечом к плечу с ней.
— Монроу, пожалуйста! — повторила мисс Петуния.
Тот сел прямо, одернул пиджак и кивнул.
— И не возвращайтесь, — сказала Нэнси, когда они встали. — И дружкам своим закажите, поняли?
Маска безмятежности ни на миг не соскользнула с лица Трита. У Ларри Кинга он был далеко не так спокоен и уравновешен. Мне было интересно, в чем тут дело: то ли с тех пор с ним произошло что-то серьезное и он так изменился, то ли он вообще такой, когда не взбудоражен телекамерами и светом прожекторов. Опустив голову и прижав сумочку к животу, мисс Петуния заспешила к выходу, а Трит, семеня, чтобы не наступать ей на пятки, двинулся следом. Кто-то из посетителей заулюлюкал, другие захлопали. Стеклянная дверь пропустила их наружу и захлопнулась.
— Господи, Вардлин! — Нэнси изо всех сил хлопнула меня по плечу. — Ты никак назад в тюрьму захотел?
— Я знаю, что делаю. Когда такой придурок к тебе цепляется…
— Мне можешь не рассказывать! Кое-кто другой ждет объяснений!
Я увидел у барной стойки Терезу, она сидела спиной ко мне. Нэнси подпихнула меня к ней:
— Не терпится дать показания — вон твой судья.
Когда я опустился на табурет рядом с Терезой, она глянула на меня искоса — как кнутом огрела — и произнесла:
— Ты таким в тюрьме был?
— Каким?
— «Каким?» — хрипло передразнила она меня. — Таким! Как ты вел себя только что.
— Я разозлился, понятно? — сказал я. — И прошу прощения.
— Это была не злость. Я знаю, как ты злишься. Когда ты злишься, то сразу начинаешь орать, а через тридцать секунд чувствуешь себя придурком.
— Слушай, но надо же было с ним разобраться.
— Нет, не надо!
— Нет, надо! Когда такой тип начинает к тебе цепляться, это надо пресечь в зародыше, иначе он с тебя не слезет до конца…
— До какого конца? Что ты хотел сказать? До конца срока? Или до конца жизни? Ты ведь уже не в тюрьме.
— Хватит мне мозги жбанить, — пробормотал я.
— И что это, по-твоему, значит?
Вертя в пальцах тонкую ножку бокала с мартини, я отвел глаза.
— Извини. Просто ты меня разозлила.
— И что, теперь ты и на меня так же наезжать будешь, раз ты такой злой? Сделаешь морду тяпкой и будешь гонять меня по улицам? — Она взяла бутылку «Куэрво», которую оставила на стойке Нэнси, и налила себе еще. — Ты ведь такой был в тюрьме, да?
— Иногда. Когда думал, что мне сойдет с рук.
— Значит, сегодня ты вел себя не необдуманно?
— Может быть, и нет… Я… Вот черт, да мне-то откуда знать?
— Что это было? Рефлекс? Привычка?
Ее лицо стало как стена, прочесть по нему, что она чувствует, было невозможно.
— Елки-палки, Тереза. Ну что ты привязалась?
— Я просто хочу понять, чего от тебя ждать, когда ты в следующий раз решишь подавить что-нибудь в зародыше. Не было нужды на него так нападать. Даже если это он приказал изгадить нам окно. Но мы и в этом не уверены. Не исключено, что это кто-то из его прихожан действует на свой страх и риск. Но даже если бы это был… — Она покачала головой и допила свою текилу. — Ничего ты в зародыше не уничтожил. Наоборот, ты его только спровоцировал.
— Ну и ладно. Больше не буду.
— И тебе можно верить? — Она налила себе еще.
— Будешь столько пить, завтра похмелье замучает, — сказал я.
— Не волнуйся! Какая бы я ни была пьяная, на людей бросаться не стану. — Но все же отодвинула стакан. Посмотрела сначала на меня, потом в зеркало, снова на меня. — Копы закрывают на тебя глаза из-за твоей книги. Позволяют тебе болтаться по барам и пить сколько душе угодно. Но если ты покалечишь кого-нибудь в драке, то им ничего не останется, кроме как упрятать тебя за решетку снова. И они так и сделают.
— Да не было бы никакой драки. Я знал это.
— Черта с два ты знал! Тоже мне, ясновидящий нашелся, пару минут с человеком у Ларри Кинга посидел и прямо в душу ему заглянул. Ты и теперь не знаешь, что у него в башке творится.
— Я же сказал: больше такое не повторится. Ну что мне, на колени встать?
— Не вредно было бы.
Я сделал вид, будто хочу встать на колени, но она меня остановила:
— Не надо. Ты тут и так уже весь вечер всех развлекаешь.
Я видел, что ее гнев понемногу остывает, но не мог подобрать слов, чтобы помочь ей успокоиться. Я и в самом деле вернулся к стилю поведения зоны; но хотя я сам это прекрасно видел и даже готов был признать, меня не отпускала мысль о том, что я правильно поступил, разобравшись с Тритом.