Есть и еще более интересный вариант. В начале двадцатых годов молодое польское государство оттяпало приличный кусок молодого литовского государства, включая его столицу Вильно (теперешний Вильнюс). Естественно, литовцы не признавали этого захвата, и в их конституции оставался пункт, в котором было записано, что столицей Литвы является Вильно. Вдумаемся: одно государство декларирует, что его столицей является город, находящийся на территории другого государства. Что это, как не прямая угроза целостности и независимости последнего? В марте 1938 года, сразу же после присоединения Австрии к Германии, поляки решили, что им тоже позволят заняться округлением своей территории, и предъявили ультиматум Литве. Если в 24 часа литовцы не отменят провокационный пункт своей конституции, польская армия начнет «марш на Каунас» и оккупирует Литву.
Помешал Советский Союз. Советское правительство довело до сведения поляков, что в случае вторжения польской армии в Литву оно тут же денонсирует польско-советский пакт о ненападении и оставит за собой свободу действий (что в переводе с дипломатического языка означает «врежем так, что мало не покажется»). Поскольку английское правительство тогда полякам никакой поддержки не обещало, поляки тут же отменили все свои военные приготовления (а их армия уже стояла на польско-литовской границе).
Ну а теперь предположим, что после получения гарантий от Великобритании и отказа немцев от нападения поляки вернулись к литовскому вопросу. Точно по тому же сценарию, что годом раньше. Предъявляют ультиматум, но на этот раз игнорируют позицию СССР и вторгаются в Литву. Советский Союз отвечает на это объявлением войны Польше, Англия и Франция, верные своим обязательствам, тут же объявляют войну СССР. Вот вам сценарий Второй мировой войны, в которой Германия вообще не участвует!
Теперь обратим внимание на концовку английских гарантий Польше: «Правительство его величества будет считать себя обязанным оказать польскому правительству всю возможную поддержку». Звучит красиво, где-то даже грозно, но на деле означает, что Британия оставляет за собой свободу действий. Судите сами, написано не «Великобритания», а «правительство его величества», и не «Польше», а «польскому правительству». Зачем это сделано? А затем, что когда одно государство обещает оказать всю возможную помощь другому государству, подвергнувшемуся агрессии, это означает объявление войны агрессору. По-другому такое обязательство трактовать невозможно. Когда же одно правительство обязывается оказывать всю возможную помощь другому правительству, это может означать все что угодно. Например, помочь заключить почетный мир с агрессором. Или предоставить правительству пострадавшего государства убежище на своей территории (как это и было в действительности с польским правительством). Так что нападение Германии на Польшу вовсе не означало автоматическое вступление Англии в войну.
Вот что писал по этому поводу Черчилль: «Все эти последние недели я больше всего опасался, что, несмотря на нашу гарантию, правительство его величества откажется воевать с Германией, если последняя нападет на Польшу. Нет никаких сомнений, что в то время Чемберлен уже решился на такой шаг, как ни тяжел он был для него». (Черчилль, «Вторая мировая война», т. 1, с. 183.)
5Тут необходимо сделать отступление. Уинстона Черчилля назвать коммунистическим фальсификатором затруднительно. Дело даже не в том, что он был ярым антикоммунистом. Свои мемуары он писал в конце сороковых — начале пятидесятых годов, когда уже вовсю бушевала «холодная война», которой он сам дал начало своей знаменитой речью. Трудно также предположить, что Черчилль боялся Сталина и поэтому не мог писать всей правды о Второй мировой войне, а особенно о причинах, приведших к ней. Так что, если бы у Черчилля были хоть какие-то материалы о том, что Советский Союз хоть прямо, хоть косвенно виноват в начале Второй мировой войны, он бы их непременно привел.
В. Суворов в своих трудах Черчилля не цитирует. Причина проста: все, что писал экс-премьер Великобритании, в корне расходится с той версией, которую выдвинул Владимир Богданович.
На титульном листе первого тома красуется: