Иличевский: «писатель для умных»
Для этой именной главки стоило бы взять эпиграф из давнего нумерологического эссе Иличевского о «Пиковой даме»: «Автор не пытался ввести читателя в заблуждение глубокомыслием...». Да, в самом деле, ни разу не пытался. Но ввел в заблуждение. Причем автор не виноват, он честно описывает себя. Виноват читатель, который в свою очередь ищет идеального-себя в бумажных буквах, и всегда находит то, что ищет. Вообще самое симпатичное в перегруженной словами и перенасыщенной, как густой соляной раствор, прозе Иличевского, как раз таки отсутствие задней мысли. Вся эта смесь ума, многознания, кажущейся искусности и абсолютного литературного простодушия необыкновенно обаятельна. И этот автор, похоже, совсем не собирается производить впечатление, он именно таков, каков есть. Более того, он наивен, как неофит. И он действительно неофит в литературе: однажды он признался, что «первую ненаучную книгу» прочел, когда ему был двадцать один год, и тогда же «потрясенность интеллектуальной красотой мироздания сменилась более глубокой – словесной». Замечательная фраза – синтаксис невнятен, но смысл, видимо, таков: прежде мир представал перед своим благодарным наблюдателем в неких прекрасных интеллектуальных построениях, а отныне открылась возможность построений словесных.
Выпускник физтеха, успешный, судя по биографии, физик-теоретик, Иличевский начал писать в 90-х, явился в «Журнальном зале» в 2004-м («Курбан-Байрам» в «Новой Юности») и с тех пор мало изменился. Его стихи похожи на его эссе (только немного короче), его рассказы – те же эссе, но с парой-тройкой выдуманных картонных персонажей, необязательных и зачастую вовсе ненужных для собственно словесного построения. Зато построение это абсолютно самодостаточно, и самый процесс создания большой словесной конструкции автора завораживает. Романы похожи на рассказы, но они еще длиннее, героев там больше, и появляется сюжет. Сюжет, как это обычно бывает в умственных романах («умственный» – здесь не упрек и не оценка, просто такой вид литературы), схематичен, – он движется не персонажами и их живой жизнью, но мыслью автора. Переходя на адекватный для этого автора язык, скажем так: перед нами не сюжет, а математическая модель сюжета, персонажи – суть объекты (не субъекты, они не самостоятельны, их создатель никогда не скажет: «Представь, какую штуку удрала со мной Татьяна!..»), они «автореференциальны», «описываются через такой же мир, устроенный таким же образом», «однократны» (я не вполне понимаю, что это означает в математических описаниях, а в нашем случае – они придуманы однажды и сразу, так что по ходу их характеры остаются неизменными). Они вступают в пространственные отношения (продолжим в тех же правилах и в терминологии этого автора), пространство продумано и расчислено: перед нами сменяющие друг друга картинки одних и тех же, хорошо знакомых мест, так что уже в первом рассказе «выпадает» абзац о «нефтяных наркомах», по которому можно узнать последний роман. Логика, согласно которой картинки эти являются, кажется смутной, но не потому, что ее не было в принципе. Проблема в той самой «словесной завороженности»: автор так увлечен складыванием слов-камешков в многокрасочную и избыточную мозаику, что забывает о «лесах» и опорных конструкциях. Тут впору вспомнить, что «поэта далеко заводит речь», но нет, у нас другой случай. Никуда эта речь не заводит. В многословных периодах Иличевского мысль никуда не устремляется, она лишь запутывается и повисает в однообразных придаточных: автор пытается договорить все, что знает, он не отбирает, а перечисляет, и он не в состоянии остановить фонтан.
Вот один абзац из «Перса», я даже не привожу его полностью, – в каждом из десятка уточняющих определений сюжет для отдельного романа и информация для Википедии (или – из Википедии). Зачем все эти фамилии и биографические подробности нужны в романе – бог весть, но автор не утаил ничего: инженер компании братьев Нобелей Адольф Зорге, отец разведчика и племянник секретаря Карла Маркса, обедал в бакинском ресторане и играл в карты вместе с управляющим нефтеперегонным производством Ротшильдов Давидом Ландау, отцом великого физика, исследователем способов тушения нефтяного фонтана и эрлифтинга – «поднятия нефти проходящим током воздуха», инженером, выкупленным женой из лап шайки бандитов и поджигателей-шантажистов, возглавляемых Кобой; человеком, арестованным по подозрению в краже платиновых чаш, которые применялись при каталитическом нефтехимическом синтезе (для получения, например, бензола и толуола), и снова спасенном женой, кинувшейся в ноги большевистскому диктатору Баку – Кирову. И Зорге, и Ландау имели беспредельный кредит в казино Нагиева, равно как и великий инженер Шухов, обладатель самого умного лица во всей России, создатель первого в мире нефтепровода и расчетной теории проистечения нефтепродуктов, автор химического процесса расщепления нефти и провозвестник архитектурного авангарда XXI века, впервые в мире применивший технологию сетчатых оболочек и гиперболоидов... и т. д.