Точно так же мы должны задумываться о том, как следует понимать апокалиптику, что представляют собой «евангелия», как функционировали в первом веке послания апостолов. Иоас рассказывал басню (4 Цар. 14:9); но права ли современная критика, классифицируя Книгу Ионы тоже как «басню»? Нет, это непонимание литературных категорий. В баснях рассказываются истории о животных и других живых существах, чтобы извлечь некую мораль; они не имеют дела с человеческими существами. История, рассказанная Иоасом, подходит под это определение, Книга Ионы — нет. По мере накопления информации нас может заинтересовать, что означает «мидраш» и другие литературные категории первого века. Всем, кто изучает Библию, придется поломать голову над смыслом таких фрагментов, как, например, Гал. 4:24—31. Дело в том, что истина передается разными путями с использованием различных литературных жанров.
Тому, кто понимает сказанное Иеремией в Иер. 20:14—18 буквально, будет довольно трудно объяснить некоторые моменты. Лучше просто прислушаться к отчаянию, которое пронизывает эту молитву.
Помимо всего прочего, чтение должно протекать плавно. Хотя поразмышлять над отдельными словами и выражениями всегда полезно, следует учитывать, что смысл этих слов формируется контекстом. Хорошие читатели будут стараться уловить смысл в потоке аргументов. (Исключение составляют разве что перечни пословиц, хотя и они тематически организованы.) Многие читатели, которые обращаются к Евангелиям от случая к случаю, воспринимают их как отдельные, мало связанные между собой эпизоды. Более пристальное чтение обнаруживает там темы, переплетенные с другими темами. Например, можно спросить, каким образом связаны Лк. 10:38 — 11:13. Повторное чтение этих стихов показывает, что их объединяет анализ причин недостатка благочестия и того, что в наше время называют духовностью. Вот эти причины: ложные приоритеты и ценности (10:38—42); отсутствие знаний и достойных подражания образцов (11:1—4); отсутствие убежденности и настойчивости (11:5—13). Подобным образом весь этот раздел вливается в основное русло текста Евангелия от Луки.
Ближайший и более широкий контексты
Вообще говоря, ближайший контекст имеет преимущества перед широким контекстом и чисто формальными параллелями. Например, в Мф. 6:7 Иисус предупреждает Своих последователей, чтобы они не говорили «лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны»; в Лк. 18:1—8 Иисус рассказывает ученикам притчу о том, что «должно всегда молиться и не унывать». Но убедительность каждого из этих отрывков не снижается при цитировании другого. Смысл запрета на многословие в Евангелии от Матфея становится понятным в его контексте; это высказывание направлено против формальной религиозности, надеющейся снискать расположение Бога показным усердием. Лука с его хорошо известной приверженностью к молитве сообщает об этой стороне жизни Иисуса намного больше и в гл. 18 передает некоторые подробности Его учения, адресованные тем, чье благочестие неискренно и непостоянно.
Существует много толкований на Ин. 3:5, где Иисус говорит Никодиму, что необходимо родиться «от воды и Духа», чтобы унаследовать царство Божье. Одно из наиболее популярных объяснений возникло благодаря сопоставлению этого стиха с Тит. 3:5–6, где сказано, что Спаситель наш Бог спасает нас «банею возрождения и обновления Святым Духом, которого излил на нас обильно чрез Иисуса Христа, Спасителя нашего». Никто не станет отрицать, что здесь имеются концептуальные и буквальные параллели. Кроме того, слова из Ин. 3:5 были не только приведены другим автором, но и приписывались Иисусу во время Его земного служения. Что еще более важно, из ближайшего контекста следует, что Никодим порицается за непонимание того, о чем говорит Иисус (3:10), — вероятно, на том основании, что он, как уважаемый учитель, должен был хорошо знать Писания. Сочетание этих и других факторов помогает многим комментаторам увидеть в Ин. 3:5 ссылку на предсказанное в Иез. 36:25—27. Это согласуется с надеждой на то, что Иисус осуществит крещение Духом — тема, отчетливо выраженная в этом Евангелии (Ин. 1:26—33).
Как известно, любой текст окружен расширяющимися концентрическими кругами контекста. Насколько обширный контекст должен привлекаться при толковании каждого места — это проблема, которую нелегко разрешить. Исследование слов, несомненно, должно начинаться в рамках одного текста (скажем, с выяснения, как использует какое–то понятие Марк, если речь идет о Евангелии от Марка, прежде чем спрашивать, как его используют Лука, Павел, Новый Завет и, наконец, весь эллинистический мир).