Линденбаум: Оценке с точки зрения морали этот тип совершенно не поддается. Он всегда опирается на ту точку зрения, что от креативного мышления нельзя требовать однозначности — и это правда — и что он не может нести ответственность за практические выводы, которые делают из его высказываний другие. Категория морали здесь неприменима.
«НЕРОН»: Значит, вы считаете, что он вскоре снова обретет вес и получит обратно свою кафедру?
Линденбаум: О последнем ничего сказать не могу. Сейчас ходят интенсивные слухи о судебном процессе. А юридическую сторону дела я знаю слишком мало.
«НЕРОН»: Ну а у вас какие перспективы? Вы-то получите в будущем кафедру?
Линденбаум: Без комментариев.
«НЕРОН»: Господин доктор Линденбаум, мы благодарим вас за интервью.
6
Утром после полубессонной ночи, принесшей мне знакомство с Элинор, я поехал к профессору Кольбергу в южную часть города. Впервые после приезда я покинул территорию. Мы еще раз все хорошенько обсудили с Зандером в библиотеке, и я направился к выходу. Было без нескольких минут десять. Проходя мимо «Алисы в Стране чудес», я увидел Элинор, она снова стояла в дверях. Я едва удержался от глупой фразы:
— Неужели это опять вы?
— Куда путь держим? — спросила она.
— Книги еду отбирать да торговаться. Ну а ты? Перерыв?
— Да, причем большой. Решила проблемку. Можно наконец поспать.
— Поздравляю, — сказал я. — Ночью решила?
— Утром сегодня, около семи, — сказала Элинор и устало улыбнулась, — вдруг дошло. Успеха в книжном деле!
Вообще-то Зандер мог дать мне свою машину, но накануне выяснилось, что она не заводится. Автосервиса у нас на территории пока не было. Анархистам их таратайка сегодня была нужна, а больше Зандер никого не удосужился попросить, хотя определенно нашелся бы кто-нибудь, кто мог дать нам свою машину.
Меня-то это вполне устраивало, я предпочитал неторопливо проехаться на юг столицы, глядя по сторонам, а не сидеть за рулем. Когда я в сентябре приехал из Аахена, меня доставило на территорию частное такси. Сейчас частных такси уже нет, поэтому стоит кратко пояснить, о чем идет речь. В первые годы после свержения Генерала в крупных городах возле вокзалов, в аэропортах и на больших площадях стояли машины, на которых не было опознавательных знаков такси, но по определенным приметам их легко было опознать. Они создавали конкуренцию официальным таксомоторным паркам, а клиентов возили по цене, которая составляла меньше половины обычной. Официальная служба такси и так называемые силы правопорядка долго не знали, как справиться с этим нелегальным извозом, потому что никто не мог запретить водителю посадить пассажира в свою личную машину: он вез друга, хорошего знакомого, и все тут. Деньги? Какие деньги? Помилуйте, я с друзей денег брать не собираюсь! В таких машинах, само собой, и счетчиков-то никаких не было, о цене договаривались перед поездкой. Бывалому пассажиру тарифы были известны.
Вся эта сеть была на удивление хорошо организована, а большая часть выручки поступала в центральный офис где-то к югу от Гамбурга. Люди, пользовавшиеся частным такси, вроде меня, ничего не знали тогда про сеть, и даже водители были, как правило, просто люди, искавшие работу и нашедшие ее здесь. Лишь позже выяснилось, что всю эту систему дергали за ниточки бывшие сторонники и деятели хунты, подобно некоторым предприятиям в других сферах. Барыши по большей части тратили на закупку оружия, как стало известно позже, ведь свергнутый режим сдаваться не собирался. Никто не знал, жив ли Генерал и где он может скрываться.
Возможно, многие люди уже забыли о событиях тех дней, а молодежь, конечно, об этом никогда и не знала. В первые годы после свержения Генерала было сформировано временное правительство, состоявшее из людей, не запятнанных сотрудничеством с хунтой, и из деятелей сопротивления, которые работали плечом к плечу с Интернациональными миротворческими бригадами. За ними, как известно, стояла Интернациональная комиссия, именно она в первые несколько лет играла роль параллельного правительства страны, а кое-кто говорил, что это и была собственно центральная власть. Существовали также безвластные пространства, которые официальные силы долгое время не могли поставить под свой контроль. Наша руинная территория была именно таковой, и по сути дела восемьдесят процентов населения так или иначе жили в безвластных пространствах. Поскольку никому не было точно известно, кто управляет страной, каждый был вынужден управлять своей жизнью самостоятельно.