— Никакой своей сети, никаких связей. Роткирх не из генеральской семьи, в его семье никто не занимался политикой. Деньги водились, но это не вошло в «традицию» — всего два поколения владели фабрикой сельхозпродукции и занимались массовым содержанием скота на западе Нижней Саксонии; теперь, после серии скандалов, они ставят знак «экологически чистая продукция». Гюнтер Роткирх постарался как можно раньше от всей этой вони сбежать. Его пристрастие к гастрономическим изыскам в дальнейшем можно расценивать как акт дистанцирования от прошлого. Между тем постоянные приступы неистового голода по всему простому и задушевному. Как солдат, с самого начала карьеры отличается усердием, быстрый карьерный рост, завистников нет, но нет и близкого круга, который в чрезвычайной ситуации встал бы на его защиту;
— Пластичность. У Роткирха нет собственных идей. Не политик, идеологических предпочтений не имеет, тяготеет только к упорядоченности и покою в стране. Личными мнениями и убеждениями граждан не интересуется. Идеи тройки (и обслуживающих ее идеологов) может высказывать и представлять убедительно, но без экзальтации. Он — не горлопан. Это с одобрением воспринимают не только собственные граждане, но и заграница;
— Предупредителен в общении, особо ценен с дипломатической точки зрения при ведении переговоров с иностранцами;
— Умеренное личное честолюбие. Гюнтер Роткирх с самого начала хотел быть хорошим солдатом и стал им. Быстрое продвижение по службе (в 2013 году, в возрасте сорока четырех лет, стал самым молодым бригадным генералом) воспринимал с удовлетворением, но лично свою карьеру не планировал: считал карьерный рост автоматическим, не зависящим от собственных решений. Предложение тройки стать после путча главой государства сразу принял. Возможно, он не счел эту роль по-настоящему серьезной, способной глубоко отразиться на его жизни.
Женат, двое дочерей. Семью всегда старался держать как можно дальше от своих представительских государственных обязанностей. Репрессивные акты государственной власти считал необходимыми, но всякий раз, давая распоряжения, слегка содрогался. Он бы и не прочь был стать добрее. Но миссия суверена — защищать свой народ (так ему объяснили: разумеется, у Кольберга был к нему свободный доступ).
Поняв, что режим в опасности, — отсутствие политического мышления не означало, что у него не работали инстинкты, — он первым делом прячет за границей свою семью, причем уже в начале 2024 года (инстинкты, стало быть, сработали на славу). Сам же он, разумеется, остается на посту, потому что он — солдат. О том, что с ним случилось во время боев в последние дни хунты, как известно, есть различные версии. Согласно первой, он был застрелен своими же людьми и где-то закопан. Вторая: он пал в бою с врагом, но Интернациональная комиссия против предъявления его тела, ибо не хочет давать повод для создания героической мифологии. Третья версия: он давно уже за границей и проживает вместе со своей семьей (речь идет либо о Каринтии, либо о Фландрии). Четвертая версия сводится к тому, что он жив и находится внутри страны, возможно, даже в столице.
10
Зандер выбрался из своего закутка только поздно вечером. Мои слова его явно обидели, в особенности одна фраза, как он мне потом признался. «Ты знаешь только свою библиотеку». Эта фраза ранила его прямо в сердце, и у меня появилось такое чувство, будто я действительно совершил покушение на убийство.
Я был не первым в жизни Зандера, кто атаковал его этой фразой. Когда я с ним познакомился, в тот июньский вечер на кампусе, его только что бросила женщина, которая упрекала его в том же самом. До сегодняшнего дня я об этом ничего не знал. «Она тогда не сказала, что уходит от меня, — рассказывал он, — она сказала: „Ты изменяешь мне со своей библиотекой“. А ведь мы два года были вместе». Еще в школьные годы он частенько пропускал футбольные матчи с одноклассниками, предпочитая сумеречный свет городской библиотеки. Это неизбежно приводило к разрыву то с одним, то с другим приятелем, ведь Зандер действительно хорошо играл в футбол и был порой незаменим. У него был дар хорошо видеть игру, подобный тому, как он видел, где стоят книги. Если пользоваться модным выражением тех лет, он умел «читать игру». Но его друзьям пришлось столкнуться с тем, что он предпочитал им библиотеку, оставляя друзей в беде, и некоторые ему этого так и не простили.
— Я несколько раз пытался, что называется, жить в миру, — продолжал Зандер, — но всякий раз чувствовал себя как монах, которого внезапно изгнали из монастыря. Я не ориентируюсь там, Ульрих. Честно говоря, мне уже и в детском саду не нравилось.