- Давно?
- Года два будет... Конечно, детка, спроси.
- Город Сент-Луис стоит на реке Миссисипи, у слияния ее с Миссури.
- Что у вас за погода? - вклинился женский голос.- Вы ведь на побережье?
- Море отсюда в сорока милях. Сейчас идет снег.
- Благодарю.
- Алло, Чарли! - взял трубку Луиджи. - Теперь ты в курсе. Подробно напишу, когда улучу время. Во всяком случае, начинаю верить, что Алиса была права. Кстати, она заезжала сюда. Посмотрела на снимок и сразу заказала двойной манхэттен... Спокойной ночи, братишка...
- Спокойной ночи!-крикнул в трубку клиент из Сент-Луиса; он, видимо, подливал себе шампанского. Утром Чарли окончательно слег; он проснулся с температурой, и Джулия, не спрашивая его согласия, вызвала врача. Словом, ночной столик бармена оказался заставлен лекарствами, которые надлежало принимать каждые два часа, здоровенным графином лимонада, напоминавшим ему гриппозные дни в детстве, и тошнотворным овощным отваром.
Он вынужден был догадываться о приходе и уходе клиентов по доносившемуся из бара шуму, и каждый _ стук входной двери вырывал его из полузабытья, в которое он порой впадал. В часы, когда должен был появиться Джастин, Чарли стучал в пол, вызывая Джулию, и та прибегала, совершенно запыхавшись: в ней сто шестьдесят - сто семьдесят фунтов, а лестница винтовая.
- Что он говорил?
- Спросил, не уехал ли ты. Я ответила - нет.
- Знает, что я слег?
- Да. Желает тебе поправиться к праздникам.
- Ему-то что до меня?
- Потом дочитал газету и ушел. Он -это был, конечно, У орд, имя которого Чарли избегал, по возможности, произносить. / - Ни о чем другом он не говорил?
- Нет.
- Ты не нагрубила ему?
- Только напомнила, что окурки не надо бросать на пол - в баре хватает пепельниц.
- Саундерс не заглядывал?
- Сегодня утром-нет.
- А Гольдман?
- Тоже. Были только ребята из транспортной конторы - выпили по стаканчику на ходу. Еще - доставщик пива. В подвале порядок. Звонили насчет скачек. Я ответила, что сегодня их не будет.
- Но это же неправда!
- Ничего, перебьются! Сейчас я принесу тебе отвар. Постарайся не раскрываться.
- Сперва дай мне сигареты.
- А что доктор сказал?
- Да я всего раза два затянусь-вкус лекарства надо отбить: очень противное.
После отвара Чарли уснул, и ему приснился Майк в арестантской одежде. Но одежда была какая-то странная, полосатая, придававшая Юго сходство с осой, да и тюрьма ненастоящая. Все это происходило в огромном, сплошь застекленном, как казино, здании на берегу моря. Там собралось множество женщин и детей, несколько подростков и какой-то старик, похожий на Авраама из иллюстрированной Библии, по-видимому, начальник.
В иные минуты Майк тоже казался вроде как бородатым. Разговор шел на непонятном языке, голоса звучали тихо, музыкально, и Чарли почудилось, что в дальних углах он видит нагих отроков, играющих на арфах.
Юго, без сомнения, тоже был здесь начальником, возможно, еще более важным, чем библейский патриарх: все женщины и дети словно принадлежали ему, и он непринужденно расхаживал между ними, гибкий, как танцор.
Разбудил больного какой-то шум, правда, не очень громкий. Чарли внезапно проснулся, взглянул на часы и сообразил - это Уорд распахнул дверь бара. Именно его появления в любом облике Итальянец неизвестно почему ждал во сне; поэтому он был даже огорчен, что забытье сменилось явью.
Как бы то ни было, Луиджи не повторил: "Не злобься на Фрэнки!"
Теперь он допускает, что маленькая лифтерша была
в свое время права.
Красиво живет Луиджи в своем Чикаго! Перед его глазами проходит вся страна, он видит самых интересных людей, со всех концов Америки: кто бы ни останавливался в отеле "Стивене",-а публика там отборная,-любой хоть раз завернет вечером после театра отведать спагетти у Луиджи.
Теперь, расплатившись наконец с долгами, в которые залез и которые так его беспокоили, он несомненно богат. Но Чарли не завидует другу. Он и сам вышел в люди, хотя остановился несколькими ступеньками ниже; у него собственное дело, и никто им не командует. Луиджи, так сказать, одинок. Жену он по глупой случайности потерял в катастрофе лет пятнадцать тому назад; дочери его взбрело заняться кино, и пишет она отцу из Голливуда, только когда ей нужны деньги.
- Позвони Бобу, Джулия, справься, что с ним. Он меня беспокоит-весь день не дал о себе знать. Когда жена вернулась, Чарли спросил:
- Что он сказал?
- Послал тебя к черту. В шесть утра, за восемь миль от города, у него отказала машина; в ней он и спал.
- Предупредила, что я болен?
- Боб ответил, что так тебе и надо, а сам он встанет с постели лишь на твои похороны.
- Никто не появлялся?
- Заезжал Кеннет.
- Со мной поговорить не хотел?
- По-моему, нет. Сказал, что все у них взбудоражены из-за этих проклятых пистолетов. Опасаются, что в округе начнутся налеты. Патрули удвоены.
- Мальчишки в бильярдной торчат?
- Я не посмотрела.
- Он появился?
- Сидел в баре, когда я звонила Кэнкеннену.
- Наверняка узнал об отъезде Елицы и взбесился. Эх, как мне надо потолковать о нем с Бобом! Завтра же съезжу к Кэнкеннену.
- Завтра ты будешь лежать.
- Завтра я встану.
- И перезаразишь мне детей?
Чарли не хватало бара, не хватало разговоров, в любое время дня доносивших до него эхо городских событий. Ему казалось, что теперь, когда он прикован к постели, этим воспользуются, чтобы начать всяческие безобразия.
- Вечером поставлю тебе горчичники.
- Врач их не прописывал.
- Курить он тебе тоже не прописывал, а ты куришь.
- Знаешь, Джулия, что я, кажется, уразумел?
- Интересно - что же?
- Понимаешь, в чем его сила? Он постигает мысли других раньше, чем люди сами до них дойдут. Вернее, угадывает разные маленькие гадости, в которых стесняешься себе признаться. Он напоминает мне Элинор: стоит ей потянуть носом воздух, и она уже знает, какая у человека болезнь.
- Или выдумывает ее.
- Он, вероятно, тоже изучил все пороки и чувствует их в окружающих.
- Попробуй-ка заснуть!
- Понимаешь, я говорю не о настоящих, больших пороках, а о мелких пакостных наклонностях, просто привычках...
- Конечно, конечно.
- Если где-нибудь дурно пахнет, он сразу чует.
- Очень приятное занятие!
- Не смейся, Джулия. Это объясняет, почему людям всегда при нем не по себе.
- Тебе тоже?
- Это объясняет и другое - его влияние на мальчишек, которым хочется, чтобы их боялись.
Джулия закутала мужа в одеяло по самую шею, прикрыла краем рот, унесла пустой графин из-под лимонада, дала детям, вернувшимся из школы, по комиксу и усадила их за кухонный стол.
- Только не шумите. Отец спит.
Все было так просто, пока по их кварталу, выбрасывая левую ногу вбок, глотая пилюли и тщательно закрывая за собой двери, словно в них вот-вот ввалится сам дьявол, не зашнырял этот человек.
Нет, лучше выкинуть его из головы - добром это не кончится. Стакан пива? Пожалуйста. Вот это - наша забота. С вас двадцать пять центов. Здравствуйте. До свиданья.
Он наделает глупостей, если не уймется. Кэнкеннен его не удержит - не тот Боб человек. Напротив! Он богат, настолько богат, что, по слухам, такого состояния даже в Бостоне ни у кого нет. Ему можно жить на свой лад, не как другие, потешаться над политиками и бесить светских старух: они все с ним в каком-нибудь родстве, все-его тетки или кузины.