***
– Гермес! Гермес! – кричал окружённый недоумевающими тенями лодочник.
Едва уловимый ветерок пронёсся в извечно неподвижном и тяжёлом воздухе Аида, и Гермес впорхнул под тёмные своды подземного царства.
– Что случилось?! Что-то важное? Или ты опять решил отчитать меня за какую-нибудь нерадивую душу, явившуюся к тебе без обола?
– Нет, мне нужна твоя помощь.
– Да? Говори же скорее.
– Ты вестник богов и знаешь их лучше любого. Упроси Гефеста изготовить для меня мост через Стикс?
– Ты обезумел! Где взять ему столько крепкого металла, что выдержит бурные потоки Стикса? И как переправить опоры с Олимпа сюда? Прости, но…
– Послушай, у меня вдоволь драгоценного металла. На том берегу весь овраг заполнен серебряными монетами, которые я собирал с теней всё это время, их можно переплавить в опоры для моста.
– Ха, ты всё продумал! И я бы с радостью тебе помог. Но даже спусти Гефест части моста ко входу в Аид, никто бы не решился заносить их сюда и уж тем более ставить опоры, стоя в печальных водах Стикса. Боги страшатся здешних мест не меньше смертных, и ты это прекрасно знаешь. Мне же не под силу возводить конструкции, что создал бог-кузнец. Я не могу тебе помочь.
– Гермес…
Но олимпийский вестник улетел, оставив лодочника посреди его печали и скорби тех, кому не суждено было покинуть этот берег.
Тогда разгневанный Харон отправился в пустой лодке к своим сокровищам в горных разломах. Он вытащил лодку на берег и, не жалея, поволок по острым валунам в овраг. Там жилистыми руками он загребал горсти монет и доверху наполнял жертвами живых своё потрёпанное судно, больше не желая оставаться в долгу у мёртвых.
Он возвращался к берегу, толкая лодку, полную оболов, впереди себя, и высыпал монеты в Стикс, сужая раз за разом её русло, пока до берега с тенями не осталось всего пары шагов. Как ни пытался лодочник, но эту узкую прореху в серебряной плотине, что шла наперекор водам унынья и печали, засыпать он не мог. Стикс собирался в поток невероятной силы и размывал любые преграды на своём пути.
Харон стал подзывать тени умерших, чтоб те прыжком перебирались на плотину и шли по ней туда, где так давно мечтали оказаться. Но страх быть смытыми свирепыми потоками реки вынуждал тени остановиться и сквозь слёзы смотреть в лицо бессильного Харона.
Берег кишел несчастными тенями, все они жаждали скорее узнать свою загробную судьбу, что ждёт их за рекой. И переправой для них стал сам Харон.
Он закопался по колено в серебро и уцепился пальцами за скалистый берег, вытянув в струну своё худое жилистое тело. И толпы теней тут же устремились по костям Харона на груды отданных их предшественниками жертв.
Под тысячами ног тело Харона прогнулось, и голова, не выдержав, склонилась в воды Стикса.
И стало ему так горько и нестерпимо пусто, что от отчаяния утратил он сознание, но даже будучи в беспамятстве ещё сильнее стиснул край скалы.
Столь долго томившиеся в ожидании души теперь бежали нескончаемым потоком, и только Парменион, не зная, как помочь Харону, стоял поодаль на берегу, с ужасом взирая на его мученья.
Заметив жуткие страдания Харона, которые тот ничем не заслужил, эринии, всё знавшие о замысле с мостом, может, впервые за своё существование, сжалились и возопили к вестнику богов:
– Гермес! Скажи Гефесту, пусть куёт опоры – в сокровищницах лодочника ещё полно монет. Как только части переправы будут у преддверия Аида, мы сами заберём их и воздвигнем мост.
***
Когда Харон очнулся, подле него уже сияло олимпийским блеском детище Гефеста, эринии кружили над серебряным мостом, Гермес же, стоя рядом, наблюдал, как тени, не задерживаясь, покидают берег.
– Ты сделал великое дело, Харон.
– В этом нет моей заслуги, я лишь следовал Его замыслу. Он знал, что всё закончится именно так, ещё когда обязал меня брать плату за переправу. А я … сделал то, что было мне предуготовано.
Гермес, не мог бы ты помочь мне ещё один, последний, раз?
– Слушаю.
– Принеси мне сверху девять кусков отборной говядины. У меня должно быть припрятано ещё немного монет.
– Не стоит, я скоро вернусь, – и Гермес тотчас исчез лёгким дуновением ветра.
– Я поражён твоим подвигом, этой великой жертвой, – раздался знакомый голос позади Харона.
Это был Парменион – единственная тень, оставшаяся по эту сторону Стикса после возведения моста.
– Почему ты не ушёл вместе с остальными?
– После того, что я увидел, мне незачем идти дальше: то, для чего я жил и умер, случилось здесь. И теперь всё, чего бы я хотел, это стать хоть немного сопричастным произошедшему на этом берегу.
– Хорошо. Оставайся здесь. Тебе всегда будет чем заняться. Встречай тени, говори с ними, убедись, что они готовы. А если случилось так, что тень не готова идти дальше, возвращай душу обратно на землю, пусть доживает своё.