Голос его прозвучал глухо. Нет, ему не жаль было просить за Пьера! Просто он знал, что, затронь он снова эту тему, ему вновь придётся говорить и о Доминик, а этого ему теперь хотелось меньше всего!
– Неужели и он когда-то спас тебе жизнь? – усмехнулся Юсуф, откинувшись на спинку сиденья и острым взглядом впиваясь в советника.
– Это слуга того, кто меня спас, – пояснил Заир. – И если мы отпускаем этого юношу, нужно вернуть ему и слугу – он молод и ещё так неопытен, что не сумеет в одиночку пересечь пустыню. Отпустить его из дворца одного – то же самое, что всё равно его убить.
Владыка задумался. Это было так странно для визиря – просить о милости, которая не требовалась: тот ведь должен был понимать, что он не собирается казнить чужеземцев! – по крайней мере, не всех… Конечно, Заир с самого начала настаивал на милосердии, но совсем не так упорно, как теперь, когда вспомнил этого юношу… И что могло так затмить его разум, чтобы он снизошёл до таких настойчивых просьб, султан не представлял.
– Я могу надеяться?.. – не удержался тот, видя, что повелитель молчит.
– Ты так долго служишь мне, друг мой, и так мало просьб я от тебя слышал… Но и эту не могу выполнить – никого из них и так не ожидает плаха, – объяснил Юсуф. – Они будут свободны через несколько дней, когда будут казнены те, кто действительно этого заслуживает, и утихнет злоба наших воинов, видевших нападение на меня. Иначе за стенами дворца их будет ждать расплата за то, чего они не совершали.
– Могу я всё же сейчас забрать одного из них?
– Поступай, как знаешь, – кивнул он благодушно и, устроившись поудобнее на тахте, спросил с интересом. – А как вышло, что он спас тебя? Я видел, как ловко он владеет кинжалом, но где же с ним столкнулся ты?
– О, это было давно… – погрузился Заир в воспоминания. – Несколько лет назад, когда я возвращался из Англии в Дамаск, я остановился в Виндзоре. В эти дни в городе был праздник, и жители толпились на площади. Дальние улицы почти опустели, стражей там не было, и на меня напало несколько головорезов. Слуги мои сразу убежали, я защищался, как мог, но быстро был повержен…
Он замолчал. Перед глазами его снова был тот момент: он – почти без сознания, и ему казалось, что он уже видит деревья райского сада… А потом перед взором появился печальный ангел – добрые мягкие глаза, подёрнутые какой-то тоской, с неимоверной жалостью глядели на него…
– Что насчёт юноши? – напомнил Юсуф.
– Это он нашёл меня – перетянул рану, позвал на помощь людей, после – приютил в каком-то доме и заботился до тех пор, пока я не встал на ноги. Потом мы разъехались и больше никогда не встречались. И я так и не сумел ничем ему отплатить… А если бы не перстень, который я тогда видел у него, я и сейчас не узнал бы его под этой маской! – с досадой признался Заир, всё ещё ощущая в этом свою вину.
– Что ж… Можешь сказать, что его слуга свободен. Хоть так порадуешь его сердце!
Визирь поднялся и искренне поблагодарил владыку. На душе его стало гораздо легче – ему не пришлось сказать ничего лишнего о Доминик и удалось выполнить её просьбу!
Покинув повелителя, он спешно отправился в темницу, стремясь быстрее забрать Пьера и вернуться к Доминик, которая провела беспокойную ночь в его покоях и теперь всё ещё была как на иголках.
В темнице чужеземцы томились в нескольких камерах. Отдельное место было отведено только двум тамплиерам, да ещё за одной решёткой на скамье лежало израненное тело: Гильберт был единственным из напавших на султана, кого не заковали в цепи. Обессиленный от потери крови, теперь ему было всё равно, казнят его или нет. Иногда, возвращаясь в сознание из горячего бреда, которым был объят его мозг, он понимал, что без лекаря не доживёт даже до плахи, но более жара его жгла ненависть – ярость, что не удалось истребить то, что он считал злом…
Заир приказал стражам отпереть решётку. Зная доверие к нему владыки, те беспрекословно подчинились. Держа палаши наизготовку, чтобы никто из пленных не рискнул напасть, они пропустили на волю Пьера.
Визирь показал ему следовать за собой, и тот решил, что настал час его казни. Оглянувшись, он увидел, что собратья провожают его последним взглядом, тоже считая, что он стал первым из них.
Остатки его сомнений испарились, когда в это же время стражи открыли камеру с двумя тамплиерами и с грубой шуткой про плаху вытолкнули их наружу. Некоторое время он слышал за спиной звон их кандалов, но недолго – вслед за визирем он поднялся по лестнице ещё выше, и этот звук отдалился.
Он шагал отяжелевшими ногами. Следом за ним шли двое стражей, и он не собирался делать попыток к бегству, понимая всю их тщетность. Он пытался вспомнить всё, что хотел бы сказать небу, предполагая, что на плахе ему такой возможности не дадут, но мысли метались в беспорядке – он не был готов к такому повороту и даже в темнице ещё надеялся, что всё обойдётся. «Лишь бы её не казнили, лишь бы сумела выбраться…», – быстро в мыслях пролистнув свою жизнь, подумал он о Доминик и остановился: визирь подвёл его к какой-то двери и сделал знак стражам. Те развернулись и ушли, а Заир аль-Хикмет распахнул её и втолкнул Пьера внутрь.