– Прекрасная погода, не так ли?
– И впрямь – сегодня была отличная погода для конной прогулки, но меня за ворота не выпустили! Как сделать, чтобы это больше не повторилось? – ответила она вопросом, но он, казалось, его не понял.
– Вы видели драгоценности? – указал он в сторону стола.
– Мне нужно выехать на прогулку, – повторила она терпеливо, и Юсуф пожал плечами.
– Не понимаю, зачем… Вы ещё не осмотрели дворец. А как прекрасны сады!.. А украшения – вы будете сиять, как солнце!
– Чтобы понять, как великолепен дворец, мне достаточно и роскоши ваших слов. Меня же манит простор улиц, и этому зову я отказать не могу! – твёрдо ответила она, но он молчал. И с удивлением она вдруг поняла, что он не хочет говорить о просторе, который так важен для неё самой, – будто она просит очень много или, наоборот, так немыслимо мало, что это не стоит и капли внимания!
– Разве это странная просьба? – осторожно произнесла она, ощутив в груди какой-то холодок неверия при мысли, что перед ней на самом деле могут закрыть все двери… Постоянно находиться среди стен, проводить здесь недели, ожидая, когда Гильберт встанет на ноги и сможет двинуться в путь, – такой судьбы она себе не желала, когда принимала решение остаться!
– Вам опасно уходить в одиночку, – с досадой ответил Юсуф. – Потому я приказал…
– Я неплохо владею мечом и при случае могу защититься! – перебила она, но он жёстко добавил:
– А я не желаю, чтобы вам пришлось себя защищать, и потому с вами должна идти стража.
– Но ведь это моя жизнь! – разве я не могу поступать так, как считаю нужным? – изумилась она.
– Сейчас вы находитесь в моём дворце, и я отвечаю за вашу жизнь: если не перед вами – раз для вас это немыслимо, – то перед собой и, кстати, перед моим визирем. Вы ведь не желаете, чтобы ваш друг всю жизнь укорял себя, если с вами что-то случится?
Он смотрел пронзительно, и взгляд его был непреклонен. И Доминик даже начала ощущать странное – чувство какой-то вины, будто она и впрямь сделала что-то неподобающее, разочаровала их, желающих ей лишь добра…
– Я буду выходить только в мужском обличье, и никто не рискнёт мне даже нагрубить! – твёрдо ответила она, отогнав от себя ощущение вины, которое ей пытались навязать.
Она была уверена, что после этого разговора все пути будут для неё открыты. Но вскоре поняла, что ошиблась, – служанки продолжали бродить за ней, как тени, старательно делая вид, что не понимают её гнева, а стражники у ворот смотрели ещё более настороженно, видимо, получив особое распоряжение, а, может, и наказание за тот случай, когда госпожа выехала вместе с чужеземцем. И пропускать её в город в одиночку по-прежнему никто не собирался.
Дни её потекли однообразно. Иногда к ней всё также заходил Юсуф, стремясь побыть в её обществе, и Заир, верящий, что всё идёт, как надо. И Доминик, которой было так скучно, что она даже начала старательно избегать встреч с Заиром, чтобы случайно не высказать ему всё, что думает об этом дворце и таких правилах, большую часть времени теперь проводила в комнате Пьера и Гильберта. Ей приятно было видеть, как раненный тамплиер из измученного болью человека снова превращается в сильного и уверенного. Тем более, что это означало её собственный скорый отъезд отсюда.
В один из дней она снова была у них и долго с нескрываемым удовольствием глядела, с каким аппетитом тот ест, и мысленно подсчитывала уже дни, когда им всем, наконец, можно будет покинуть эти места.
– Наберусь сил – и найду способ отомстить, будь уверен! – Гильберт оторвал румяную ножку и впился зубами в сочное мясо.
Ему было гораздо легче – в темнице его оставляли гнить, а теперь он сидел в светлой комнате; почти каждый день его навещал лекарь, и чудодейственные мази быстро затягивали рану, оставленную рукой султана.
– А кому ты будешь мстить? – уточнил Пелерин, переглянувшись с Пьером.
Тамплиер одним ударом ножа отрубил ещё мяса.
– А, если б можно было повторить тот день! Я бы не ошибся, ударил, как надо! А ты, безусый, жаль, что так худ, – тебе с султаном не справиться!
– Он сохранил тебе жизнь, а тебе придётся ему мстить, – осторожно намекнул Доминик.
Тамплиер непонимающе замер, на миг даже перестав жевать, а потом громко захохотал.
– Юнец! Я замечал, что ты не так прост, как остальные. Всегда найдёшь, как сострить! Будь моя воля, я перебил бы всех их! Когда в моих руках снова будет сила…
Он ещё долго описывал, как отомстит всем, кто встретится на его пути. Копившаяся годами злость искала выход и лилась из уст, но не освобождала сердце, а лишь будоражила мысли, заставляя Гильберта мучиться тем, что он не может прямо сейчас же взять в руки меч, чтобы выполнить то, что желалось!.. И когда после мрачная Доминик возвращалась к себе, она всё не могла забыть его слова.