— Он дело говорит, — улыбаясь сказал комиссар. — Единственный выход — это взять ребят в помощники, пустить их к машине и в машину.
— Мы много говорим о заботе, о любви к детям, — продолжал Константин Семенович, — но уж очень у нас забота эта какая-то опекунская, гувернерская. Того нельзя, этого нельзя! Туда не ходи, этого не делай! А что же им делать в конце концов, куда ходить и что можно? Это же люди! Живут, думают, имеют свои интересы.
Комиссар поднялся, показывая, что вопрос исчерпан, полковник понял это и, попрощавшись, ушел. Константин Семенович задержался.
— У меня есть небольшое дело, — сказал он вопросительно смотревшему на него начальнику. — Если у вас найдется две-три минуты…
— Давай, я слушаю.
— Получил предложение работать в школе директором. Хочу просить…
— Ну это ты зря! — перебил комиссар. — Ты здесь освоился, прекрасно работаешь, и вдруг — бежать… Напрасно, Константин Семенович.
— Следовательская работа мне нравится, но вы подумайте, товарищ комиссар… Пока мы не наладим дело с воспитанием, детская преступность будет существовать.
— Кто это «мы»? Кого ты имеешь в виду?
— Мы, коммунисты. Сейчас школа на переломе. Предполагаются какие-то реформы, и мой долг быть там.
— И душа там?
— Да.
Начальник управления на решения был скорый. Пристально взглянув Константину Семеновичу в глаза, он понял, что всякое насилие с его стороны было бы неумным упрямством.
— Ну, если душа там, я держать не буду! — со вздохом сказал он.
— Большое спасибо.
— Так это что… вопрос уже решенный?
— Нет. Я еще не дал согласия, но дело идет к тому.
— Так, может быть, передумаешь?
— Всё может быть… — глядя в окно, медленно проговорил Константин Семенович. — Вот если бы школа была в другом ведомстве, — я бы не колебался ни одной минуты. Ведь Макаренко потому и мог работать, что руки у него были развязаны…
— Вот именно! — со смехом согласился комиссар. — А сейчас Академия педагогических наук каждый шаг школьника, наверно, изучила, ничего тебе не оставила.
— Вы так думаете? — с улыбкой спросил Константин Семенович.
— А как же иначе! Десять лет работают ученые, — много ведь их!
— Много, — подтвердил Константин Семенович. — Даже слишком много.
— Ничего, ничего. Сейчас мы не бедные. Для такого дела, как воспитание детей, денег не жалко.
— Это верно, на воспитание денег не жалко, — повторил Константин Семенович. — Но представьте себе, что воспитанием-то они как раз мало занимаются. За десять лет Академия педагогических наук выпустила ничтожное количество книг о воспитании.
— Так ли это?
— Так! Можно твердо сказать, что методика воспитательной работы в школе хромает на обе ноги.
— Позволь! Как же так? Выходит, что академики, доктора, кандидаты всякие есть, а науки по-твоему нет?
— Не совсем. Наука всё-таки есть. Проблемы воспитания в России интересовали многих, и в первую очередь Ленина. Калинин, Крупская, Добролюбов, Чернышевский, Ушинский, Макаренко оставили нам богатое наследство…
— Так в чем же дело?
— А дело в том, что наследство это как бы само по себе, в теории…
— Подожди, что-то я недопонимаю, — сказал комиссар, поднимаясь и выходя из-за стола. — Как-то мы с тобой говорили, и ты мне очень убедительно доказывал, что Макаренко практически заложил основы коммунистического воспитания…
— Да, был такой разговор.
— Куда же всё это подевалось?
— Не подевалось, а засахарено и на полках лежит. Макаренко, например, отвели главу в истории педагогики, а в жизни всё по-старому осталось.
Комиссар пристально посмотрел в глаза Константину Семеновичу и несколько раз прошелся по кабинету.
— Странно, — проговорил он, — очень странно! Как жаль, что школу мы знаем недостаточно, с внешней, так сказать, стороны… Придут ребятишки, например, конференцию приветствовать… Одеты отлично, шагают в ногу, хорошие речи произносят, да еще в стихах… Но быть может, это только фасад?.. Не худо бы знать, каковы они внутри… Между прочим, на последней конференции выступал завгороно и, помнится, говорил, что методической литературы за последние годы выпустили много… Врал он, что ли?
— Нет. Вероятно, он говорил о методической литературе по вопросам обучения. Вопросами преподавания отдельных предметов у нас действительно много занимаются, но забывают, что обучение является средством воспитания: оно не может быть самоцелью…