— Ну еще бы… Вот оно! — злобно воскликнул Уваров. — Вот где собака зарыта! И как я сразу не сообразил? И что можно было ждать от этой… Вы извините, но жена у меня, как бы сказать… странный, очень странный человек! Всякие тряпки, чулки, туфли, которые привозят спекулянты… Разговоры: «Ах! как удобно! Какое качество! Как там живут!..» А ведь мальчик всё слышал… Вот они откуда, идейки!
Константин Семенович слушал молча, ожидая, когда несколько уляжется взрыв горя и гнева отца.
— Постойте, — продолжал Виталий Павлович, — у сына своя комната. Я думаю, если поискать, барахла там хватит… Пожалуйста, посмотрим вместе!
Константин Семенович пожал плечами, но согласился с просьбой.
Первое, что бросалось в глаза в комнате Игоря, — это чистота. Всё было прибрано, выметено, всё лежало на своих местах. Постель заправлена, причем подушка поставлена торчком, а углы ее вдавлены внутрь.
— Какой он у вас аккуратный! — с легкой иронией заметил Константин Семенович, но Виталий Павлович не понял иронии:
— Это верно. Игорь любит порядок.
— Так следят за жилищем только девочки, да и то далеко не всегда.
— А вы что, думаете — это он сам? Ничего подобного. Нюша… У нас есть домработница.
— А-а… Ну, тогда всё понятно. А жена ваша больна? Или занята на работе?
— Почему больна? Она в театре.
— Я подумал, что если вы держите домработницу…
— Эх, товарищ Горюнов, — с глубоким вздохом проговорил Уваров. — Я понимаю ваши намеки или — как это говорится — шпильки. Да, да… понимаю и не сержусь. А что было делать? Воевать, доказывать… воспитывать — некогда было. Да и сам я… тоже человек со слабостями…
Обыском Виталий Павлович занялся добросовестно. Несмотря на полноту, он встал на колени и заглянул под кровать. Затем по очереди снял подушку, одеяло, простыни и встряхнул их. Перевернул матрац, осмотрел полку, за радиоприемником… Ничего подозрительного нигде пока не было. В книжном шкафу на почетном месте нашли три томика Оскара Уайльда.
— Вот и английский классик! — саркастически заметил Виталий Павлович.
В письменном столе тоже ничего особенного не нашлось, но нижний ящик оказался запертым.
— Гм… На ключе! — в раздумье произнес Уваров. — Обыск так обыск! Не подойдет ли какой-нибудь из моих ключей? Одну минуту…
Он сходил в свой кабинет, принес целую связку ключей и начал подбирать. Ни один ключ не подходил. Виталий Павлович раскраснелся и, не считаясь с тем, что рядом Горюнов, проклинал и жизнь, и жену, и самого себя. Наконец он вовсе вышел из себя:
— Ну ладно ж, сейчас я открою по-своему!
Он ушел и скоро вернулся с небольшим топориком.
— Ты у меня запоешь! — пригрозил он не то столу, не то замку и, просунув конец лезвия в щель, сильно нажал на топорище. Верхняя часть стола чуть вздрогнула, дверца треснула и со скрипом открылась.
— Слава те господи! — прохрипел Уваров и сейчас же заметил темно-зеленую коробочку.
— Это еще что? — спросил Виталий Павлович и, заглянув в коробочку, увидел серьги, брошь, браслет и бусы — всё из хорошо отполированных стеклышек. — Т-так! — удивился он. — Зачем ему такие побрякушки?
— Может быть, для подарка.
— Гм… Но кому?.. Матери? Навряд ли… Неужели за кем-то ухаживает?
Константин Семенович видел засунутые в самую глубину ящика корешки двух книг, но не решался их трогать: пускай Уваров сам разбирает «находку». Увидел и пачку долларовых бумажек, лежавшую под книгой.
— Доллары, — медленно произнес Виталий Павлович. — Зачем?
— Ну, если он собирался побывать за границей, то это самая ходовая валюта.
— Понятно! — вздохнул Уваров-отец.
Дошла очередь и до книг. Обе были напечатаны в Берлине, и при одном взгляде на название — «За железным занавесом» и «Свободный мир» — было ясно, что издавали их не в демократическом секторе.
Книги доконали отца. Вынув их из ящика и прочитав названия, Виталий Павлович грузно сел на стул, опустил голову и весь как-то обмяк.
— Не надо отчаиваться, Виталий Павлович. — Это не самое страшное, — обратился к нему Константин Семенович. — Мы не нашли ни бесшумного пистолета, ни яда, ни симпатических чернил… Всё это он мог бы получить и привезти потом… Его бы обработали там…
Уваров поднял голову, и в глазах его Горюнов увидел такую тоску, что пожалел о сказанном. Лучше было оставить его одного.
— До свиданья, Виталий Павлович, — как можно теплей попрощался Горюнов. — Постарайтесь взять себя в руки. Повторяю — еще не всё потеряно!