— Идем осмотримся на местности.
В отдаленном квартале специальный констебль Норрис зачитывает молоденькой домохозяйке перечень нарушенных правил дорожного движения. В голове у дамочки, сгорающей от смущения, с трудом укладывается, что ее «фольксваген-пассат» за последние пятнадцать минут создал столько хаоса.
— …и вон там, мэм, видите, вы свернули, не включив поворотник, а это серьезный проступок, плюс опасная езда или как там это называется, ну, и куча других нарушений. Короче, мэм, вы накатались в аккурат на лишение прав.
— Я же только до супермаркета и обратно, — возражает домохозяйка. — Я просто не могла совершить и половины тех нарушений, что вы перечислили!
— Значит, вторую половину вы признаете? — мгновенно цепляется Норрис. — К сожалению, я вынужден вас арестовать за создание угрозы безопасности участникам дорожного движения, сопротивление властям и управление автомобилем в нетрезвом виде.
Норрис снимает с ремня пластмассовые наручники и приглашает дамочку выйти из машины и примерить их, но в последний момент, быстро оглядевшись по сторонам, нагибается к ней поближе, даруя лучик надежды:
— Если только вы… — если-только-выкает он, — не захотите все уладить между нами. А?
— Управление автомобилем в нетрезвом виде? — все еще не врубается домохозяйка. — Разве мне не полагается дунуть в какую-то трубочку?
Констебль Норрис обдумывает контрпредложение и честно признается:
— Что ж, можете и дунуть, голубушка, но я бы предпочел наличные.
Олли что-то говорит мне с другого конца комнаты, но его слова влетают у меня в одно ухо и вылетают из другого. Впрочем, в этом нет ничего страшного — Олли редко сообщает информацию, которая позже пригодится в жизни. Кроме того, у него крайне ограниченный набор историй, поэтому, даже если какую и пропустишь, через месяц-другой он все равно расскажет ее по новой. Анекдоты в исполнении Олли — это разговорный эквивалент песен Робби Уильямса — никто никогда их не слушает, никто не покупает, однако от них просто спасу нет, Робби Уильяме, черт побери, поет из каждого утюга.
— Да-да, — киваю я, роясь в ящиках письменного стола.
— …говорят, что на вкус оно совсем как настоящее масло, а… — «Белый шум» на заднем плане вдруг подозрительно смолкает.
Что там с Олли, батарейки, что ль, сели? Я оборачиваюсь и, к своему смятению, вижу в дверях нашего чувака, с таким же смятением взирающего на нас.
В течение трех или четырех секунд никто не шевелится, точь-в-точь как в фильмах Клинта Иствуда, где паузы всегда слегка затянуты. Надолго мгновения у меня мелькает надежда, что все обойдется, однако ситуация развивается по неизбежному сценарию: чувак ныряет в коридор и возвращается со своей любимой лопатой.
— Ах, мать твою! — ору я, когда он бросается на меня, занеся лопату над головой.
Защищаясь, я хватаю первое, что попадается под руку, и готовлюсь услышать неминуемый лязг металла, но удар почему-то задерживается. Чувак резко тормозит и смотрит на меня в полном ужасе.
— Нет, пожалуйста, только не это, — умоляет он.
Я поворачиваю голову в сторону Олли — что такого он совершил для спасения наших жизней? Мой лучший друг, как обычно, не совершил ничего, разве что попытался удрать через окошко. Только теперь я замечаю, чем воспользовался в качестве щита.
— Прошу тебя, не трогай мой компьютер, — хнычет чувак. — Не ломай его!
Какая ирония! Причиной всей этой передряги стала целая куча компьютеров, и, в итоге, именно компьютер пришел мне на помощь.
Я поднимаю свой «щит» повыше над головой и делаю вид, что собираюсь бросить его на пол.
— Убери лопату или я разобью твой хренов компьютер.
— Постой, погоди, не надо. Там моя книга. Я потратил на нее пять лет! Пожалуйста, не разбивай мой компьютер, иначе я все потеряю, — жалобно скулит чувак.
Олли слезает с подоконника.
— А про что она?
— А? — От страха наш чувак ничего не соображает.
— Про что твоя книжка? — повторяет Олли.
— Блин, оно тебе надо? — вздыхаю я.
— Про одного парня, который нашел на полотнах Рембрандта зашифрованный ключ к секретным кодам и раскрыл страшную тайну: место, где спрятаны сокровища, — охотно сообщает чувак (пожалуй, даже чересчур охотно).
Мои брови сдвигаются и проводят короткое совещание. «Где-то это уже было», — приходят к заключению они.