Кованько развел руками.
- Нет, не предложу ничего, но и не помогу ничем - ни один пилот не полетит с Великим Князем на борту. Да и я не позволю это сделать, уж простите. Безопасность членов Императорского Дома превыше всего. Вы же прекрасно знаете, что даже полевой генерал-инспектор Императорского Военно-воздушного Флота Великий Князь Александр Михайлович не сможет подняться в воздух на аэроплане. Так что и не уговаривайте - об этом не может быть и речи при всем моем безмерном уважении к Вашему Императорскому Высочеству.
Я встал и прошелся по кабинету. Остановившись напротив окна, долго смотрю на летное поле. Смотрю и не вижу ничего перед собой. Ситуация, прямо скажем, аховая! Человек, который собирался изменить весь мир не может даже начать свой путь из-за каких-то дурацких инструкций! Ну, инструкции эти, в общем-то, не совсем дурацкие, но все же, все же...
Делать-то что в этой ситуации? Ведь совершенно ясно, что никакой лестью старика не возьмешь, а приказать ему я никак не могу. Да и надавить на него не получится. Старый служака, человек, связавший с небом всю свою жизнь и воевавший в этом качестве еще в русско-японскую войну, не прогнется и не сломается. Одно слово - железный человек! Да и титул мой тут мало что сыграет, никакого шока и пиетета нет и в помине, что и не удивительно, ведь прадед мой бывал здесь многократно и с официальными миссиями и чисто по-соседски. Более того, количество венценосных особ побывавших на этих летных полях было довольно обширным. И никому из них подняться в воздух не было позволено, старик в этом вопросе был абсолютно непреклонен.
М-да, тупик.
Видя мое мрачное состояние духа, генерал Кованько попробовал прервать затянувшееся молчание:
- Ну, Ваше Императорское Высочество, может, имеет смысл составить депешу и отправить Государю аэропланом? Или телеграфом. Или, например, пусть полетит ваш секретарь с депешей от вас...
- Как вы не понимаете, Александр Матвеевич, - с жаром заговорил я, - дело у меня такое, которое нельзя доверить никому - ни вашим пилотам, ни моему секретарю, ни, тем более, какому-то телеграфу! Речь идет о спасении государства и Династии! И тут какие-либо запреты перестают иметь значение! Вот вы сами, Александр Матвеевич, боевой офицер, прошедший войну, вы всегда буквально следовали букве инструкции и никогда не отходили от нее, если это было необходимо для победы в сражении?
- Тут ситуация другая, никакого боя нет. Вот если бы в Гатчине был бой, и передо мной стояла задача спасти Великого Князя от гибели даже ценой нарушения приказа, то я бы это сделал. Но сейчас - увольте, это не тот случай. Позволив вам подняться в воздух, я просто совершу должностное преступление.
- Я беру на себя всю ответственность за это нарушение!
Кованько покачал головой и сухо ответил:
- Ответственность возьмете вы, а отвечать перед Государем будем мы. Я и тот пилот, который рискнет взять вас на борт. Так что прошу простить.
Глубоко вдыхаю воздух в легкие и иду на штурм.
- Николай Николаевич, - обернулся я к секретарю, - не будете ли вы любезны попросить адъютанта Александра Матвеевича организовать нам еще кофе? А то этот уже остыл.
Джонсон понимающе кивает и выходит из кабинета. Теперь мы с генералом одни. И я иду в атаку:
- Итак, Александр Матвеевич, теперь мы с вами одни в кабинете. Мы можем не разводить политесов и говорить откровенно. Вы знаете, что в столице беспорядки?
Кованько кивнул.
- Да, там какие-то беспорядки на улицах, забастовки, демонстрации и митинги разные. Но, насколько я понимаю, ничего опасного. Генерал Беляев уверил меня, что все под полным контролем.
- Правда? - я делано удивился. - Так и сказал генерал Беляев?
- Точно так, - подтвердил мой собеседник.
- А известно ли вам, мой дорогой Александр Матвеевич, о том, что упомянутый вами генерал Беляев просто напыщенный индюк? И что они вместе с генералом Хабаловым, как два трусливых страуса, прячут головы в песок, и лишь шлют бодренькие телеграммы, не предпринимая ровным счетом ничего? Столица погружена в хаос и анархию, войска изменяют присяге целыми ротами и батальонами, солдаты стреляют в полицию, в офицеров и друг в друга! Оставшиеся верными части буквально разрываются на части восставшими толпами. И все это генерал Беляев называет словами "под полным контролем"? Да я боюсь себе даже представить, как будет выглядеть ситуация в тот момент, когда Беляев с Хабаловым наконец наберутся мужества признать, что они уже ничего не контролируют! А это произойдет в ближайшие же часы.
Старик неопределенно пожал плечами, все еще не понимая, к чему я веду собственно.