— Какая глупая писанина, — бурчал он, — Кто в такое поверит? Надо на такую чушь бумагу переводить…
Улёгшись в кровать, он устроился так, чтобы поменьше ныла поясница, укрылся наполовину, высунул ногу из под одеяла, закрыл глаза и тут как "бу-бух"! Такое громкое показалось, словно шкаф грохнулся.
Дед аж подскочил!
Он обшарил каждый угол своего дома, вышел на улицу, обошёл огород, сарай, теплицу, но ничего необычного не обнаружил.
Что же может так шуметь? И тут в ночи и морозе деду пришла та мысль, которую если пустишь в голову, то выгнать её до рассвета будет невозможно:
— Бесы, точно бесы, — мысль только лишь вскользь пробежала, но ум зацепился за неё и сперва, казалось, разрезал логическими ножницами, а потом собрал из кусочков нечто ещё более страшное:
— Дух Макара за долгом явился, — эта мысль по-настоящему пугала, даже ничтожная возможность того, что девяностолетний дед Макар, умерший на прошлой неделе, пришёл забирать лопату, которую дед Федор одолжил летом и не потрудился вернуть, вызывала оцепенение, — Прости, родной, — прошептал Фёдор, прикладывая руку к груди, взял лопату и пошёл до дома недавно почившего соседа.
Каково было удивление родственников деда Макара, проснувшихся в час ночи от настойчивого стука:
— Эй, дети, забирайте лопату, Макару должок был.
Сын Макара — Денис, занимавший с семьей дом, забрал лопату и участливо спросил, всё ли у Федора ладно и не помочь ли чем?
— Совсем плохой старик стал, — сказал Денис жене своей Лёле, когда вернулся в дом, — Завтра собери ему хлеба, да приготовь что-нибудь горячее похлебать, к нему ж не ходит никто, хоть помочь старику напоследок.
А Дед Федор вернулся в дом и с чувством выполненного долга уснул.
Следующим вечером старик придавался хорошим воспоминаниям, с лёгкими плечами, ничего никому не должный, он даже оставил на тарелке недоеденные кусочки колбасы и шкурки, решив поутру отдать их птицам.
Лёг в кровать, пристроил ноющую поясницу и забылся сном. Ночью дед проснулся от боли в спине. И так вертелся, и эдак — ноет, хоть вой. Лежит, смотрит в тёмное окно, и слышит такое лёгкое, но короткое отчётливое "бух".
Дед вжался в кровать и решил, что обходить дом бесполезно, духи без причины не появляются, видимо ему пора помирать. Но русский мужик просто так никогда не сдавался, и он, даже если время пришло, без боя из этого мира не уйдет, не такой у него характер, чтоб нечисти всякой отпора не дать.
— Подойдешь, кулака отвешу, — громко предупредил он и с открытыми глазами пролежал до рассвета.
Крик этот слышали в соседнем доме, по деревне слушок-то пополз про чудачества Федора. Односельчане уж два дня поглядывали в сторону его дома и качали головой: "совсем плох стал, дети-то и не приезжают, бросили старика, кому дом достанется?".
Утром, как обычно, старик хотел сварганить себе завтрак и с мыслями о вечном посидеть за чашечкой-другой чайка, но заметил на кухонном столе что-то неладное. Солонка лежала на боку, соль просыпалась — дурнее приметы было только то, что на столе не оказалось колбасных кожурок, которые дед специально оставил на столе, чтобы не забыть отдать их воронам.
— Точно бесы, — сел он на стул и решал, что делать, — Не бывать этому! — вскричал он в негодовании, и стая воробьев слетела с рябины, стоявшей за окном.
В дверь постучали.
— Кто там с утра?
— Дед Федор, это Денис, хлеба тебе Лёля напекла, горячий ещё.
Дед налил Денису чай и впервые за много лет пожарил на чугунной сковороде пять яиц.
— Как живешь, дед Федор, — добродушно справился Денис, видя, что в доме убрано, натоплено, сам старик, хоть и не выспавшийся, но вполне бодрый, — Крик слышал какой-то.
— Да я это, Денис, запнулся, — соврал дед, — Не обращай внимания, со стариками бывает. За хлеб спасибо Лёле передай, умница она у тебя, береги.
Поговорили о том, о сём, Денис обещался блинов в воскресенье принести.
— Заботливые соседи, — вздохнул дед Федор, когда Денис ушел, — хуже родственников, никуда не денешься.
Дома в деревне стояли не так, чтоб совсем близко, но старик всегда считал, что между соседями должно быть поле и трехметровый забор.
Наступил вечер. Дед Федор рубил дрова:
— Ещё немного порублю и спать крепче буду, никакие бесы не добудятся, — бормотал он.
Старик сготовил себе молока с медом, почитал Зощенко, погрел спину носком с солью.
И слышит: "бух".
— Да что ж это за зараза!? Что стучит, кто стучит — ну не поймешь! — дед взял ружьё, — Ещё разок только дрыгнись, я тебе за всё отомщу! Бесы страшны только грешникам, а я лопату отдал, так что мне бояться нечего!