Попарившись в хаммаме, побултыхавшись в джакузи, где вчера сидело 16 человек вместо шести по нормативу, Павел отправился дальше, найдя бильярдную и волейбольную, где резались французы, которые помахали ему рукой: мол, присоединяйся, комарадэ.
Павел снял свитер, аккуратно поставил медицинское стекло рядом с одеждой и побежал вспоминать молодость. Вспомнил он её на 11:0, когда присоединились немцы из бильярдной, а ближе к обеду проснулись русские. Для чистоты эксперимента ариев поставили вместе, но выиграли всё же славяне, хоть пили не пиво с вином, а покрепче. Но немчура не обиделась, приглашая отобедать вместе, ведь на празднике все будут сидеть за общим столом со своими компаниями, и там уже не наговоришься.
– Так, мужики, в обед не пить! – командовали Серёга и Лёня. – Максимум один бокал. Сохраняйте силы на праздник.
На полдник жёны ходили раздавали лекарственный препарат, незаменимый в случае метеоризма. Дело в том, что праздничный новогодний ужин был заранее обговорён: русским – русское, остальные – остальное. А вот турецкий обед, а точнее шведский стол, был напрочь забыт. Хумусы, турецкие копчёные яйца, жареные баклажаны с аджикой, мясо в чесноке, кебабы с петрушкой, чечевичная похлебка… В общем, ближе к полднику вместо ароматов ёлки и мандаринов в отеле запахло турецкими яйцами или месторождением серо-водорода.
– Это не мы! – кричали возмущённые подростки, когда их заставили тоже «вакцинироваться» от метеоризма. – Немцев идите понюхайте, они на обеде всю капусту съели и свинину с аджикой, а заедали пахлавой с медом.
Добровольцев дознаться со знанием языка не нашлось.
– Да плевать! – отмахнулся Серёга, многозначительно глядя на Лёню. Мол, скоро такая пьянка-гулянка начнётся, не то что запах, картинки пропадут из поля видимости. Главарей поддержало большинство, и все разошлись по уголкам отеля, чтоб уже через четыре часа встретиться в праздничной зале нарядными и готовыми к новой жизни.
Павел вместе с мужиками бродил по отелю, присаживаясь то в бильярдной, то в теннисной. Мужики резали анекдоты, рассказывали курьёзные случаи из жизни, пересказывали сплетни и даже делали бизнес, однако старались не сильно контачить с Павлом, которого честно попросили сильно не приближаться и пить-есть из разных с ними тарелок. Паше было немного обидно, но по-человечески он понимал друзей и товарищей. То, что он пережил этой ночью, не пожелал бы и врагу.
За час до назначенного срока все как по звонку ринулись по номерам, где их ждали нервные жены, которые должны были совершить чудо и из своих мужей сотворить принцев.
Счастливый Павел вбежал к себе в комнату и не нашёл там никого.., кроме праздничного отглаженного костюма, безжизненно лежащего на кровати, начищенных ботинок, дезодоранта и записки.
«Я у снохи Вечканова, приехали Серёгины деверь и кума. Мы разговариваем. Встретимся уже на ужине. У детей всё хорошо. Они с Цапкиными. Целую, люблю. Саша».
Павел стал вспоминать, когда видел последний раз жену живьём?
Почесав бровь, он вспомнил, что в твёрдом уме и живьем-живьем только в аэропорту. В автобусе она сразу уселась к подругам, и потом он видел её только мельком. То там её пальтишко просвистело, то здесь. Когда с ним случилась беда, он её не разглядывал. Она то бегала за врачом, то её перекрывал образ Антонины. Утром, когда Саша не отвечала на зов пойти позавтракать – не считался, так как явных признаков жизни, кроме сопения, жена не подавала.
Павел заволновался, но потом вдруг просиял.
– Мечты сбываются! – стукнул он себя по лбу. – О, дурак! – пожурил он сам себя за дурацкую привычку сразу искать негатив и подозреваемых.
Во-первых и в-главных, они с Саней уже как полтора суток не ссорились. Шутки-шутками, но именно это желание он решил загадать в полночь Деду Морозу и Снегурке. В последнее время, после 16 лет брака, они то и дело ссорились по пустякам. В основном, это были претензии с её стороны, что он стал неромантичным, сухим, жадным и мало проводил времени с семьёй. А тут получается взятки гладки: свалила к каким-то деверям и прячет детей, которых сам отец немного побаивался. Точнее, побаивался себя, чтоб их не прибить. Дети знали слова, которые не знал Паша. Они разговаривали между собой и себе подобными на этом птичьем языке. Паша боялся, что они что-то от него скрывают и бесился от этого.
– Может, они про дурь говорят, а я и не знаю. Прячут её где-то. Курят, лижут. А может, трахаются, как кролики, а мы с тобой – уже бабка с дедом? – с выкрученными в разные стороны глазами от страха за детей, которые назывались подростками, говорил с придыханием Паша.