— Может быть, — задумчиво произнесла Наталья. И упрямо мотнула головой. — Но ты все равно не прав, с самого начала своего трагического монолога.
И улыбнулась.
— Интересно, почему? — с ленивым интересом сумрачно произнес Вадим.
— Да потому что все на свете рано или поздно повторяется. Даже ваш спектакль.
— Как фарс или уже — трагедия? — усмехнулся молодой человек.
— Кончай ты эти аналогии и выкрутасы, — в сердцах произнесла женщина и тут же улыбнулась, как сквозь невыплаканные слезы. — Я тебе говорю на полном серьезе: вашу пьесу я уже видела. И не раз, между прочим.
— Ты это о чем? — вконец запутался молодой человек.
— Да о «Щелкунчике». О постановке, которую вы вчера тут показывали нам с Варькой! — задорно подбоченилась Наталья. — Надеюсь, ты не станешь утверждать, что это — ваша авторская пьеса?
— Ну… в общем, да, не совсем, — согласился Вадим. — Она на основе старой стэмовской миниатюры…
— Которая, между прочим, давно известна в самых разных институтах, — добавила женщина. — Ее ставили и у нас, театр студенческих миниатюр на факультетской сцене. Конечно, текст был немного другой, не было всех этих дешевых голубоватых приколов…
— Сейчас, между прочим, дети знают побольше нашего о теневых сторонах жизни, — виновато, но убежденно ответил Вадим.
— Да ерунда это. Я вовсе не о том! — усмехнулась Наталья. — По сути точно такой же сценарий делали ребята в нашем институте. Был у нас такой СТЭМ «Радар». И, между прочим, мне тогда прочили роль Маши!
— Ого! — похвалил ее молодой человек. — А что, премьера не состоялась?
— Почему же? Состоялась, — пожала плечами Наталья. Она опустилась на стул и произнесла уже совсем иным тоном: — Только играла Машу другая. Режиссер наотрез отказался утверждать меня. И потому на роль взяли одну разбитную и отвязную девицу. Мы даже не были с нею знакомы.
— В театре так бывает, — кивнул Вадим. — И в жизни тоже.
— Угу, — подтвердила Наталья. — Театр убедил меня, что на сцене я — бездарь. А помогла ему в этом жизнь — в лице моего мужа. Он-то как раз и был режиссером того треклятого СТЭМа. Очень умным и правильным.
— Понятно, — протянул Вадим и тут же возмущенно вскинул голову. — Это что же: выходит, ты вчера делала вид, что тебе все нравится, все в новинку. А на самом деле… О, женщины, вам имя…
— Ну, вот еще, глупости! — сердито огрызнулась женщина по имени Вероломство. — Мы с Варькой были как раз в полном и абсолютном восторге. Я даже с трудом узнала эту миниатюру в вашей интер… трепации. Твои друзья были выше всяких похвал. Да и ты — тоже на высоте. Нашему бы СТЭМу тогда — да такую голову!
— Да ладно, чего там, — смущенно отмахнулся Вадим, однако не сумел скрыть польщенной усмешки. — Просто на меня вчера вроде как накатило, после того, как мы с тобой утром познакомились и тут же расстались. Несправедливо же это! Да и мужики поддержали…
— Вы просто добрые деды морозы! Настоящие волшебники, — убежденно заявила Наталья, после чего взгляд ее посерьезнел.
— Ну, что ты скажешь?
Он пожал плечами.
— Не знаю… Во всяком случае, пока не вижу повода так… спешить.
— И это говорит мужчина? Который к тому же мне нравится? — усмехнулась она. — Вот уж никогда бы не поверила.
— Я тоже, — смущенно пробормотал Вадим.
— Знаешь, — она аккуратно расставляла на столе все для чая: открывала варенье, нарезала булочку, поднимала крышку масленки над чистым желтым бруском с выступившими прозрачными каплями влаги. — Я ведь очень хорошо представляю сейчас твои мысли. И мне кажется, ты пытаешься уйти в самозащиту, как в скорлупу. Это когда ударишься обо что-то ногой, и с такой силой, с такой болью, что аж до слез. В первую минуту даже страшно снимать ботинок, заворачивать носок… А он-то уже начинает предательски прилипать к пальцам, это ведь кровь, настоящая. И страшно увидеть масштаб разрушений…
Она зябко повела плечами — мягкими, полукруглыми, чуть покатыми — красивыми даже под темной плотной шалью.
— Но ведь иначе ты даже не будешь знать, в какой момент нарвешься и на что! Я же буду залогом твоей безопасности, если хочешь знать.
Он покачал головой.
— И ты что, согласна быть при мне всю жизнь? Охранять, предупреждать о первых симптомах того, что мне и понять-то не суждено?