Вадим, повинуясь безотчетному желанию, оглянулся. И тут же увидел, как за углом мелькнул краешек белоснежного балахона.
— Эй, — остановился он. — Вы никого не видели, вон там?
Отто и Сарыныч дружно обернулись в указанном направлении. А затем — вопросительно на Вадима.
— Там только что был пьеро, — сбивчиво заговорил молодой человек. — По-моему, он в беде. Я ищу его. Затем и прибыл сюда из Той-сити. Но как я сюда прибыл — ума не приложу…
В ответ Отто фон Пасюк презрительно хмыкнул.
— Ты что-нибудь видел, старина Сарыныч? — осведомился крыс.
Баклан отрицательно замотал головой.
— Ну, и я тоже, — кивнул Отто. — Пошли-ка, приятель. Если все пройдет, как я хочу, мы поможем найти твоего беглеца. От нас здесь ни одна собака не скроется.
— Хорошо, от помощи не откажусь, — согласился Вадим и призадумался на миг.
Уже когда они вышли со двора, он окликнул крыса.
— Господин Отто!
— Чего тебе еще? — покосился раздраженный, крыс.
— А откуда вы знаете, что этот пьеро — беглец?
— Ты же сам мне сказал! — после непродолжительного размышления буркнул крыс.
— Я не говорил, — медленно и отчетливо произнес Вадим, пристально глядя в черные и блестящие глаза патрульного.
— Ну, значит, еще скажешь, — усмехнулся вместо ответа Отто и тотчас прибавил шагу. Он явно не был расположен развивать эту тему.
Вадим хотел еще что-то спросить, но тут же почувствовал ощутимый тычок в спину. Это идущий позади Свин настоятельно рекомендовал ему заткнуться и не отставать. И молодой человек зашагал быстрее, думая о Пьере и ломая голову над непонятньши словами дрима.
Глава 34 Маленькая Железная Дверь в стене
Если Той-сити, столица мира кукол, был веселым и шумным мегаполисом, то Дримориалу более всего подошли бы эпитеты «парадоксальный» и «чинный». Здесь, несмотря на общее тихое умопомешательство всего и вся, никто не докучал друг другу громкими криками и идиотскими клоунскими выходками. Машины были все приземистые и понятия не имели о выхлопных газах. Времена года и температуры тут сменялись с каждой улицей, так что Вадима бросало то в жар, то в холод. И дело было вовсе не в перепадах атмосферного давления.
На осеннем, бульваре под бурыми понурыми кленами художники в вельветовых манто и малиновых беретах раскладывали свои холсты в аляповатых, резких и даже отвратительно-ядовитых тонах, опасных для невооруженного глаза и неопытного вкуса. Их роковые дамы сердца стояли над ними, каждая — на высоком балконе, в красном плаще и черной бархатной полумаске. Стены домов были выкрашены в бледно-лимонный цвет, и каждый дом был очень встревожен, точно ждал измен или перемен. Над каждым горела высокая звезда, и над ней всходило солнце, превращая все вокруг в сплошные цветные полосы, пятна, блестки, блики.
Чувствовалось, что и художники, и дамы уже давным-давно надоели, прямо-таки осточертели друг другу до смерти. Но листва кленов была так жухла, дамы так непреклонны, а нерасчехленных картин было еще так много, что этой сцене еще предстояло тянуться долго. Очевидно, здесь были экзальтированные дамские воспоминания, благо в особенностях женской натуры лежит стремление не столько приблизить развязку, сколько — максимально ее оттянуть. В этом и обнаруживается острое и сладкое очарование яда, источаемого слабым полом поверх ломтиков райских плодов, которые он норовит скармливать своей счастливой жертве эфемерными порциями в обмен на весь арсенал суровых мужских чувств.
Чуть поодаль, меж горящими октябрьским огнем липами, стоял отрешенный гитарист под дивно чистым небом. Парень наигрывал твисты и рок-н-роллы среди толпы безучастно спешащих прохожих. Листья сгорали как бумага или осыпались желтыми и красными водопадами, струящимися в уличных стоках как живая стремительная талая вода. Гитарист играл без конца, поскольку все его твисты, несмотря на мажор и драйв, все-таки оставались по-октябрьски грустными и холодными. А он не любил печальных концов и поэтому всякий раз начинал сначала свой нехитрый гитарный квадрат.
Вадим и патрульные Отто миновали странную площадь, которую разграфили на равные клетки, на манер топографической карты. По ней сновали звездочеты, астрологи, картографы и капитаны. Они обозначали на карте новые места, засыпая их белым кристаллическим кварцем или мелкой морской галькой.
В одном углу зодчие ваяли игрушечный замок из густого теста, поодаль в огромной бадье месили материал для очередных башен и стен. Через всю карту медленно текли, колыхаясь, кисельные реки, и двое солдат в форме понтонных войск увлеченно строили плотину из коробок печенья, отрешенно подбрасывая все новые и новые пачки взамен разбухавших модулей. По всей площади были разбросаны замерзшие зимние озера из желе и судачьего заливного, луга с искусственным покрытием, как миниатюрные футбольные поля, горы из папье-маше, железнодорожные линии из черных итальянских спагетти.