— А может, лучше я убью всех и уйду сама? — уголок рта и нос Марыси задрожали, что у волков, должно быть, означало презрительную усмешку.
— Можешь не успеть, — покачала головой старуха.
— Хочешь попробовать? — усмехнулся оборотень.
Он повернул голову и широко, с тихим завываньем, зевнул. Тут же по всему лицу Марыси проступила гусиная кожа. Бесчисленные пузырьки вздулись, в мгновение ока набухли, затем одновременно лопнули, и из них полезла густая темно-коричневая шерсть. Лицо девушки изломалось, вытянулось в длинную морду; брызнули во все стороны капли чего-то темного и липкого, а уши, покрытые коротким рыжим подшерстком, расширились и заострились. Оборотень, казалось, стал еще больше; во всяком случае, его огромная башка с разинутой пастью оказалась теперь втрое крупнее человеческой головы. Когти же остались прежними, только еще крепче вцепились в плечи Вадима, который стоял ни жив ни мертв, бледный как мел.
Теперь оборотень походил на причудливую смесь волка и медведя, размером и статями — как последний, но с волчьей мордой, густой шерстью и ногами. При этом он крепко стоял на задних ногах, чуть раздвинув их. Странного вида почти голый хвост, лишь кое-где покрытый редким темным волосом, медленно покачивался из стороны в сторону. Широко расставленные глаза зверя были устремлены на Беату, остальных же для оборотня в эти страшные минуты словно не существовало. Но он все так же держал в когтях Вадима, словно эта добыча была для него наиболее желанной. И в этой мертвой хватке, как ни странно, было что-то бережное и надежное, точно зверь не хотел причинить человеку не только смерти, но даже и боли.
— Ты знала обо мне сразу? — глухо проревел волк.
— Нет, — ответила старуха. — Покуда не задумалась о твоей муфточке. А потом сложилось воедино и все остальное.
И она кивнула в полутьму под ногами волка. Там валялась сморщенная муфта, теперь уже ненужная ее хозяйке.
— Ага, — глухо проворчал оборотень. — Мне нужно было сразу догадаться.
«И мне, дурьей башке! — в сердцах подумал Вадим, осторожно поводя плечами, чтобы определить силу звериной хватки. — Она ж вся драная. Точно когтями распорота… Ведь сколько раз себе твердил: нужно начинать всегда с мелкого, а не сразу лезть в облака!»
— Чем же тебе Ясь не угодил? — старуха шагнула вперед, не выпуская из руки своего зеркальца.
«Оно что, еще и защищает ее от вервольфа? — недоуменно подумал Вадим. — А ведь похоже на то».
— Ты хитрая, ведьма, — пробурчал оборотень, и на этот раз в его зверином выговоре можно было расслышать немалую толику уважения к противнику. — А тот — слишком слаб духом. Подчинен полностью. Не мужчина — жалкая овца.
После этой убийственной характеристики на чердаке кто-то отчаянно вскрикнул. Потом еще раз, и снова все стихло. Пятрас осторожно попятился в сторону, дабы откинуть, в случае чего, щеколду с двери.
— Даже если ты и укусишь, он вряд ли примет твой дар, — сказала ведьма. И сделала еще один короткий шаг к оборотню.
— Ему не из чего выбирать, — огрызнулся оборотень. — Ваша жалкая жизнь, существование насекомых, может отвратить от этого…
«О чем это они спорят?» — с тревожным беспокойством подумал Вадим и в очередной раз попытался осторожно расправить сжатые волком плечи.
— Не трепыхайся, смертный, — тут же рявкнул оборотень и усилил хватку, так что у Вадима впрямь хрустнули косточки. — Для нашего будущего счастья ты мне нужен целым.
И он хрипло хохотнул, обдав дознавателя новой волной звериного смрада.
— Смотри не подавись, — с ненавистью прошептал Вадим и, с трудом извернувшись, изо всей силы лягнул волка, целя в живот, а то и куда пониже. Но он не учел роста оборотня и с размаху угодил тому в колено. Не слишком привычный, по всей видимости, к вертикальному положению, зверь припал на ушибленную ногу и по инерции потянул за собой и человека. Вадим заорал от боли во все горло — ему показалось, что железные когти живьем сдирают с него кожу.
— Стой смирно, если хочешь быть цел! — в ярости зарычал волк.
«Пока не наступит полночь, он тебя не тронет», — невесть откуда возник и вполз в сознание Вадима тихий и надтреснутый старушечий голос. И дознаватель понял: это могла быть только ведьма, старая Беата, и, видимо, это был ее истинный голос.
Вадим подивился внутренней силе этой женщины, могучий дух которой один только и поддерживал ее немощное тело. И пожалел, что не может глянуть на часы. Он не мог шевельнуть даже пальцем, единственно чувствуя, как нестерпимо горят плечи и понемногу набухает кровью нижняя сорочка с кружевами вдоль крючков, предмет его тайной гордости и явной зависти склонного к тряпичному щегольству младшего дознавателя Шмуца.