Странно, не нашли никого постарше? Да, голосом он сумеет подыграть, но вот щеки придется щедро заклеить ватой.
— Да я не нервничаю… — солгала я. — Скажите только, что говорить…
— Вы же на Ёлку уже ходили в этом году, — подколол меня засранец. — Слова везде стандартные — елочка гори и так далее… Только без «Здравствуйте, родители», само собой… — продолжал ГАВ неспешно доводить меня до румянца. — Можем, песенку из «Ну, погоди» спеть… Расскажи, Снегурочка, где была? — действительно запел Вербов и совсем, скажем, неплохо. — Расскажи-ка, милая, как дела?
Я улыбалась. Молча.
— Ну? — он даже приглашающе затряс рукой в воздухе. Хорошо, от руля далеко не убирал, а то попал бы мне по носу.
— Я петь не умею…
— Мне врать поздно! — перебил он такое мое объяснение молчанию. — Знаю, что умеете… Можете даже Битлз, дети в курсе.
И я сдалась без боя — курантов! Только тикала в такт песне стрелка поворотника.
— За тобою бегала, Дед Мороз, пролила немало я горьких слёз, — почти не сфальшивила я и все равно покраснела.
Или мне сделалось жарко в пуховике — ведь забыла расстегнуться.
— Отлично… Только начинать плясать в машине не обязательно.
И тут только до меня дошёл градус моей дури… Когда, расстегивая ворот, взгляд мой нечаянно упал на светящуюся приборную доску. Где мои мозги раньше были?!
— Сейчас ведь пять часов вечера… Какой детский утренник?
— А кто сказал, что он детский? — ГАВ даже хохотнул в голос. Хорошо, не залаял! — Детские я отыграл утром с Маринкой. Сейчас будут большие дети. Их, кстати, намного важнее не оставить без сказки. Я рос без мамы и знаю, что это такое, когда до тебя никому нет дела.
— У них там дискотека? — я малость вышла из ступора.
— Ну да… — дернул пальцами ГАВ. — Мы елочку зажжем, подарки подарим и уйдём. Или хотите потанцевать? Ану-ка давай-ка плясать выходи!
— Нет, Дед Мороз, нет, Дед Мороз, погоди… — расхохоталась я в голос.
О, господи! Ну, Ханума, ну засранка! Будет возможность замолвить за себя словечко… Да мне теперь точно в офис путь закрыт. Я же ржать там буду сивой кобылой! И это мы ещё не в костюмах…
— А костюмы будут? — немного даже испугалась я. — У меня платье синее, могу и так… Дискотека все-таки…
ГАВ выдерживал паузу — форменный засранец. Как же я ошибалась в его чувстве юмора. Он просто в офисе пытается играть во взрослого начальника. Догадывается, наверное, что матрона Лия за глаза зовёт его Гришкой.
— Костюм есть. Но… — ГАВ еле сдерживал улыбку, готовую растянуться до самого уха. — Можете остаться в пуховике… Или в нем танцевать неудобно?
— Григорий Антонович…
— Гриша. На сегодня Гриша. Или Мороз. Как вам удобнее…
— Дедушка Мороз, конечно, — открестилась я от панибратства. — Я уж лучше станцую, чем спою…
— Я тоже не буду петь. Не пою по-трезвому… Вернее, вообще не пою.
— И не пьёте?
Ну, я ведь так и думала! Может, со здоровьем проблемы или пить не умеет, не пьянея.
— Это так принципиально? — как-то вдруг зло выдал мой пока ещё начальник, сильнее стиснув руль. Уж не до боли ли в пальцах?! Кажется, у него даже не скрытые, а открытые комплексы!
— Я просто спросила, — попыталась я как можно мягче замять неприятную для него тему. Нам ещё детей вместе поздравлять. К счастью, не рожать. Хотя для этого дела я тоже не умею правильных выбирать…
— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрет, — снова пропел горе-певец. — Я подумал, что у вас проблемы с нетрезвыми мужчинами. Ваш бывший пил?
О, как! Лучшая защита — нападение!
— Вам не кажется, Дедушка Мороз, что вы задаёте слишком личные вопросы?
Вот мне так не кажется. Так и есть! Личные границы четко очерчены пассажирским сиденьем, за границы которого не выползает даже пуховик: его полы теперь крепко зажаты в кулак, который хочет злобно постучать по торпеде: фу, таким быть… Я с большим трудом выговорила временное погоняло господина Вербова. Гришка, вот его настоящее. До имени-отчества не дорос!