По горам раскатился рокот, затряслась земля, а в небе показались огненные хвосты ракет, улетающих по самому прямому назначению.
Залп прошёл успешно, машины отошли на перезарядку.
– Ну, ё-моё! – воскликнул Руденко. – Минута до Нового года!
– Эх, вот не фортануло! – отозвался Шевчук. – Давай отсчёт что ли?
Сержант стал отсчитывать секунды.
Совсем скоро он стал считать громче:
– Пять! Четыре! Три! Два! Один!
На часах «пробило» полночь.
– С Новым годом! – раздался громовой голос Клоктунова, и он залпом выпил спирта из крышечки фляги.
По горам разнеслось громогласное «ура!»
Перезарядка подходила к концу. Капитан подозвал к себе командиров взводов.
– Товарищи офицеры! – торжественно начал он. – Несмотря на испорченный Новый год, мы успешно его отмечаем и выполняем боевые задачи!
Комбат вытянулся.
– Благодарю за службу!
– Служим Советскому Союзу! – отозвались хором лейтенанты.
Капитан снова налил спирта в крышечку фляги, офицеры последовали его примеру.
– С Новым годом, товарищи! – торжественно произнёс он, и все чокнулись этими маленькими крышечками, которые были тут же опустошены.
– Приготовиться к залпу, огонь по команде, – приказал Клоктунов, и офицеры разошлись по машинам.
Через две минуты машины снова вышли на позиции. На этот раз по рации раздалась команда:
– Батарея! По врагам Советской Родины! Огонь!
Снова были повёрнуты ключи, и снова в ночном небе показались огненные хвосты многочисленных ракет…
***
Машины снова уходили на перезарядку.
Это был последний залп. Из полка пришла команда «отбой» с благодарностью батарее за отличную стрельбу. Как говорили, «духов» много полегло…
– Вот тебе и «с Новым годом»! – восклицал Клахадзе, когда они вернулись в казарму.
– Ага, – отзывался Руденко. – Ни снега, ни метели… солнце, так ещё и ракеты посередь ночи!
– С Новым годом, бача! – усмехнулся Шевчук, поднимая кружку. – М-да… знатная сегодня вьюга выдалась…
– Ага, по-афгански! – сказал Соколов.
– Руденко, разливай всем, тост буду говорить! – распорядился лейтенант. – И не скупись!
– Это мы с радостью! – рассмеялся сержант и принялся наливать всем бойцам спирт в кружки.
Шевчук на минуту задумался, а потом также задумчиво произнёс:
– За победу как-то глупо пить будет… нехорошо… Давайте, за то, чтоб живыми вернулись…
– Поддерживаю! – отозвался сержант.
Тут же послышались одобрительные возгласы, и вновь все принялись чокаться и выпивать, занюхивая рукавами куртки… И каждый чувствовал в своей душе какое-то непонятное семейное тепло, даже несмотря на то, что настоящая семья была очень далеко, где-то за речкой и, даже несмотря, на огненную вьюгу, которую пришлось только что пережить, и в которой довелось встретить очередной Новый год….
Новый год
Вьюга за окном кружится,
Это старый год хмурится.
Снегом все дома занесёт,
Ночью к нам придёт Новый Год.
А.Е.Бадажков
Декабрь.
Казалось бы, первый месяц зимы, а в пору цитировать Пастернака:
«Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.»
Неплохо, конечно, было бы заменить на «декабрь», но что-то как-то не подходит.
Да и вообще какой-то странный месяц.
Вроде бы, Новый год не за горами… все суетятся, покупают подарки, украшают дома… все рады… а мне одиноко…
На улице вечер.
В эти часы небо уже тёмное, покрытое звёздами, иногда даже луна удостаивает нас честью показаться.
В моей квартире темно.
Надо бы включить свет, да не хочется – глаза привыкли к темноте, я просто уже слился с ней, особенно потому что сам-то хожу во всём чёрном… это уже часть имиджа (но кто я такой чтобы иметь свой имидж, не правда ли?).
Окно нараспашку (или настежь?), а я сижу, курю на подоконнике, согнув одну ногу в колене, под которым стоит пепельница.
Снаружи холодно, редкие снежинки попадают на меня, а я этого не чувствую.
Я вижу окна дома напротив, в них зажигается свет, и через некоторые шторы видны силуэты людей. Кто-то садится за стол, кто-то с кем-то общается, смеётся… люди счастливы – у них кто-то есть… всем бы так…
Дурная привычка курить, но ещё дурнее – не докуривать… так и сейчас – только пол сигареты выкурил, а уже в пепельнице…
И я всё сижу на подоконнике, у открытого окна, за которым падает снег, как время, отпущенное нам на жизнь…