Первый шаг медленный и депрессивный, чуть медленный второй, а потом энергия становилась сильнее и сильнее с каждым шагом, Виктор побежал. Пошел меленький-меленький снежок, снежинки липли к его лицу и быстро таяли, сливались с белым фоном его махрового свитера, и пропадали в складках, а он побежал к ней, ускользающей и неуловимой... Побежал тяжело, как бы вытягивая каждый шаг из невидимого болота, но каждый шаг становился все легче, все быстрее, все проще. Теперь по аллее уже возникали два световых фейерверка, то идущих друг другу навстречу, то бросающихся в разные стороны, кружащих, замирающих и тут же оживающих вновь.
Это стало игрой. Простенькой: мужчина давал женщине возможность ускользнуть, оставляя за ней право выбора того момента, когда женщина должна сдаться. Пока Алена сдаваться не хотела: она почувствовала себя лет на тридцать моложе, тогда, когда было все еще возможно.
Но вот этот момент, когда гибкое тело женщины чуть застыло, задумавшись, двигаться, или капитулировать, момент, когда ожидание затянулось чуть дольше, чем должно было бы для продолжения игры, мужчина кинулся к женщины напрямую, быстро, резко, решительно, как бросался древний охотник за загнанной добычей. И женщина вместо прыжка в сторону бросилась ему навстречу. Их руки раскрылись, еще мгновение, женщина закружилась в крепких мужских руках. "Господи! Какая же я безнравственная дура!" - прозвучала мимолетная мысль, прозвучала и погасла, как только ее губы нащупали снежинки, тающие на его горячих губах...
Он нес ее в дом, красуясь физической силой и мощью, нес в тот самый каминный зал, туда, где ярко горел огонь в камине, где были погашены все свечи, где только шкуры снежных барсов оттеняли блеск тел, переплетшихся в огне любви подобно извечным роденовским любовникам. Она шептала глупые слова, которые шепчет женщина, когда любит мужчину, шептала, чтобы унять голос, который твердил, что она сука, что она не может не трахаться с первым встречным, что ей уже огого сколько лет и хватит одного молодого любовника, а двое будет страшные перебор и ее организму никакой пользы... Она прижимала его губы к своим, ловила каждое его движение, подобно ненасытной фурии впивалась ногтями в кожу на его спине, а когда его губы прикоснулись в ее твердым горячим соскам, поняла, что совершенно теряет контроль над ситуацией. Теперь властвовал он, он и его жаркий крепкий член, который упирался в лобок, чуть щекотал женское лоно, она ухватилась за этого немаленького червяка рукой и тут же почувствовала, что он готов. Она уже давно хотела его, хотела так, что лоно ее горело от вожделения, и, когда мужчина вошел в нее, сильно, но не грубо, она вскрикнула, прижалась всем телом к нему и отдалась во власть тому чувству, которую именуют страсть. Эта страсть гнула, давила ее, превращала в податливую глину, воспламеняла, мгновенно превращая в огненную фурию, то охлаждала мгновенно, чтобы еще через мгновение, еще через толчок воспламенить вновь. Он оказался умелым любовником, меняя темп движения, силу и направление толчков, он доводил женщину до безумия, Алена почувствовала, как на нее накатывает это... она заорала, содрогаясь в оргазме, а он как бы и не заметил это, продолжая орудовать в ней с удвоенной энергией... После третьего оргазма, еще более бурного, чем два предыдущих, Алена почувствовала, что движения мужчины становятся еще более сильными, жесткими, уверенными. Еще мгновение, и хриплый стон вырвался из его горла. А еще через мгновение Алена почувствовала, что тело мужчины обмякло и успокоилось.
Вот тебе, бабушка, и Новый год! - подумала Алена, сжимая ладонями голову мужчины, навалившегося на ее уставшее от любви тело.
10.
Кому-то любовь приносит истощение, кому-то усталость, у кого-то вызывает прилив сил. Но вот что было точно, так то, что Алена почувствовала, что хмель выветрился из головы совершенно, не было и следа алкоголя в организме, мысли стали простыми и ясными, да и вообще и светлее, оставалось только понять, что делать дальше.
Алена аккуратно отодвинулась от мужчины, который, казалось, заснул, однако, это было не так. Виктор чуть пошевелился и перевернулся на бок, не говоря ни слова, он смотрел на женщину такими большими глазами, что, казалось, видит ее впервые в жизни.
Женщина поднялась, не стесняясь откровенного взгляда мужчины, не надевая на себя одежду, отправилась в ванную, туда, где располагалась душевая кабинка. Он пришел к ней, когда она мылась в душе, отодвинул дверцу, вошел, стал мылить ее тело - сначала спину, потом шею, потом его руки, все в мыле, коснулись ее груди, он поцеловал ее в ушко, чуть укусил при этом, потом поцелуи спустились к шейке, Алена поняла, что мужчина готов опять овладеть ею, и она отдалась ему со всей страстью женщины, испытывающей приступ поздней любви.
Было поздно, или, точнее, было уже рано. Они валялись на тех же шкурах в том же каминном зале, не стесняясь своей наготы. Алена давно не чувствовала такого сильного мужчину. Нет, тот, предпоследний, конечно, большой мужчина, большой мужчина с маленьким членом и раздутыми амбициями, это будет точнее. Пшик. Сейчас средненький, но этот пока что лучший. Из всех, которые у меня были. Точно, лучший.
- А ты знаешь, больше всего я тосковал от того, что одинок. Абсолютно. Два года назад родители умерли. С тех пор возле меня не было близкого человека.
- Неужели никогда не любил?
- Я любил деньги. Женщины были - но не более, чем физическое упражнение, так, чтобы для здоровья было полезно, ну и для престижа.
- Ну да, дресс код надо соблюдать...
- Что-то вроде того.
- Их было много. Но никто меня не трогал. Я понимал, что им нужен не я, а мои деньги. Мои деньги. Глупости. Деньги не принадлежат кому-то, деньги живут своей собственной жизнью, чтобы их заработать, надо это понимать. И не только понимать, принимать и пользоваться этим фактом. Оксану я встретил тогда, когда только приехал в Москву. Только был на встрече с кредитором, только начал выкарабкиваться из помойной ямы. Она тоже была с Украины. Мы начали жить вместе просто и буднично. Она снимала квартиру на окраине столицы, я просто переехал к ней, и еще три месяца она платила за квартиру сама, да еще и кормила нас обоих. При этом я не слышал от нее ни одного укора. Все изменилось тогда, когда появились деньги. Мы должны были пожениться. Оксана стала сорить деньгами так, что даже я возмутился. Но она не переставала транжирить. И успевала спустить больше, чем я успевал заработать. Я не мог себе позволить продолжать эту связь. Я оставил ей сто тысяч долларов и ушел. Глупо как-то. Знаешь, иногда нежданное богатство для семьи означает скорую смерть, а общие испытания только ее укрепляют. Я до сих пор скучаю за нашими вечерами, которые мы проводили за бутылкой пива и сушеной камбалой. Странно, не правда ли?