Свет погас, стеллаж с книгами отъехал на прежнее место, и вокруг вновь возродилось средневековье на переломе к ренессансу.
Вторая комната, — пояснил Поляков. — Вопросы есть? Поясняю. Я надомник.
Понимаешь, в последнее время народ резво берет западную аппаратуру…
Ты чего… мастер дядя Вася?
В самую, старина, точку. Звучит оно, конечно, пошловато, но дело в масштабе…
О! — Он тряхнул толстенной записной книжкой. — Здоров талмуд? Клиентура…
Тебе надлежало родиться и жить в западном полушарии, — устало заметил Прошин.
Мне, да и тебе, — Поляков щурился от табачного дыма, — жить именно здесь надо.
Да! — вспомнил Прошин, кинулся в прихожую и вернулся с портфелем. — У меня есть бумага с подписью Бегунова. Чистая. Вот.
Липа? — деловито спросил Поляков, разглядывая подпись.
Все подлинно! Это случайно вышло. Лист прилип…
А Бегунов? Он в курсе твоих…
Нет, он сейчас в больнице, на обследовании…
Ну тогда… порядок! Живем! Кстати, как ваш анализатор?
В печенке он у меня, анализатор этот, — проговорил Прошин, глядя, как Поляков достает пишущую машинку.
Вот что, — отозвался Поляков, присматриваясь к фразам, рождавшимся под ударами литерных молоточков. — Мы договоримся так: я даю тебе мини- авансик, вытаскивая ваше дебильство из заварушки; я открываю вашему олигофренству райские перспективы, но в оплату в ближайшие лет пять ты занимаешься онкологией.
Тебе- то что с него что, с анализатора…
Ха! Да на разработку такой техники можно выписать все! Японские блоки, штатские интегралки… Все это идет ко мне, а я, конечно, прилично плачу. Деньгами, своими игрушками, тряпками, картинами, книгами, выпивкой… Ну, как тебе такой концерт для фортепьяно с роялем?
Рояль — это ты? — спросил Прошин хмуро.
Угу. Теперь так. Чувство меры у меня безукоризненное. Как у штангенциркуля.
Обжираться осетриной, чтобы потом треску трескать, да и ту по праздникам, при всей разухабистости своей натуру я себе не позволю. Анализатор же — конек, на котором мы с тобой весь белый свет обскачем. Как? Подписывает тройной договор. Врачи, вы и наш НИИ.
То есть мы работаем на медиков сообща. А тут-то зарыта породистая собака! — Разгоряченный идеями, Поляков стянул с себя шерстяную кольчужку свитера. — С министерством проблем нет. Будут мотивировки — пошлют куда- хочешь. А их куча! Рак — проблема мирового значения. Нахрапом, естественно его не взять… Я это к чему… К тому, что на своей специфике как таковой далеко не уеду. А вот если вкрутить меня в дело… В общем ты мне остро необходим. Далее. Срочно вычищай всяких лукьяновых, и я помогу набрать покорных, расторопных ребят. А то что такое? Все тобой помыкают, любая сволочь.
Нехорошо, согласен?
Ой, умрешь… — вздохнул Прошин.
Командовать надо самому, постоянно держа коллектив в здоровом напряжении.
Только к чему все это? — машинально спросил Прошин.
Что?
Да так… Все это в итоге бесцельно.
Поляков откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.
Мне ясно. — Выбритые складки его щек брезгливо дернулись. — Ты просто лентяй с покушением на философию Гамлета. Быть или не быть? Так, что ли? Запомни, друг дорогой, с подобными душевными муками дело кончается дурдомом. Вы это бросьте, ваше величество… Ты живи, понял? Езди по свету, не считая денег, целуй красивых баб и читай интересные книги. Кстати, в какой-то их них сказано: не принимай жизнь всерьез, иначе крышка, задавит она тебя, жизнь-то… Не помнишь, кто это сказал?
Н-нет.
Значит, это сказал я.
Проснулся Прошин с теми же мыслями, с которыми и лег спать. А думалось просто и безответно: что будет?
Заседание партбюро назначили на три часа в кабинете заместителя директора, и ровно без одной минуты три Прошин вошел туда, мгновенно отметив: все тот же состав бюро.
Мясищеев — генерал- майор в отвтавке, — секретарь парткома — сталь в глазах и никакого юмора — и заместитель директора Далин — усталый, болезненный человек, из-за постоянных недомоганий собиравшийся на пенсию.
Вернемся… к прерванному разговору, — буркнул секретарь.
Мясичев грустно закивал головой. Далин отвел взгляд в сторону.
Значит так, начал Прошин, невольно подражая интонациям Полякова и обретая тем самым некую уверенность. — Насколька мне известно, в настоящий момент я фигурирую как мошенник, должный дать ответ за содеянное. Должен разочаровать: дело обстоит не столь захватывающе, как оно кажется. Я всего лишь жертва проблемы внутренней экономической неразберихи отдельной организации, а точнее нашего НИИ. Раскрою суть. Ни для кого не секрет, что при отсутствии в бухгалтерии наличных средсть платить за государственные интересы приходится, применяя практику липовых премий. Чтобы приобрести то, что не купить и за наличные, существует практика обмена с теми организациями, которые имеют нужное нам, на не имеют нужное им, что есть у нас. Мы списываем и дарим им, они списывают и дарят нам…