Так, — перебил его секретарь. — И что же подарили нам?
Да? — спросил Далин. — Что… подарили?
Микросхемы, — сказал Прошин. — Согласно договору… — Он вытащил из папки лист бумаги.
Лист пошел по рукам.
М-мм… — промычал Далин. — Подпись директора…
А с их стороны — Поляков, — сказал Прошин. — Это их акты…
Он выложил остальные бумаги. На актах стояли печать.
«Свежие…», — подумал Прошин с досадой.
Но не все сходится, — сказал Мясищев. — Здесь или неполная опись…
Да, — признал Прошин скорбно. — Возможно. Но порой подобной практикой приходится пользоваться без отоборажения ее в докуметах… И, если что-то не сходится, речь наверняка идет о мелочах…
Магнитофоны, комплект измерительной аппаратуры — мелочь, конечно…прокомментировал секретать.
Ну хорошо, можно вычесть из моей зарплаты, — сказал Прошин зло.
А не надо советов, — вступил Далин. — Мы сами сообразим, что из чего вычитать.
Более мы вас не задерживаем. Но через час я попрошу зайти.
На лестничной площадке у автомата Прошин выпил стакан газировки. Его било нервной дрожью. Поляков, конечно, помог, покрыв почти всю растрату, но итог все-таки выходил неблестящим: наверняка «строгач», вычеты, но главное — это подмоченная репутация, а хорошую за деньги не купишь, она много дороже денег…
Через час он вновь заглянул к Далину. Тот, не глядя в его сторону, сказал:
С решением бюро вас ознакомят. Это выговор… С занесением, естественно…
Вопросы с бухгалтерией также должны быть решены, как понимаете…
Прошин с готовностью закивал.
Но это не все, — продолжал тот. — Ваша халатность, ваша беспринципность, а особенно стремление к частному предпринимательству — не на частном, заметьте, производстве! — они повсюду! Почему нет финансового договора с врачами! Где он?
Работа с врачами, — сказал Прошин веско, — носила факультативный характер. Идея ее слишком полимична, чтобы брать деньки на цель, вероятно, неоправданную… А конкретных доказательств нет!
Ну, это вообще безобразие… — сказал Далин кротко и снял очки. — Это… я не нахожу слов. Вы… сколько времени ведете работу, сколько средств…
Официально мы занимаемся темой «Лангуст», — сказал Прошин. — Так что…
Это был его главный козырь.
Тогда все остальное из плана работ убрать! — тихо сказал Далин. — Слышите?
Убрать! Факультативно вы разбазарили кучу средств… факультативно!
Но Бегунов… он…
Бегунов в больнице. Конечно, вы можете апеллировать к нему, ваше право. последовал неприязненный ответ.
Из кабинета Далина растоптанный, вспотевший, кипящий злобой и одновременно удрученный Прошин отправился в лабораторию. Утешало то, что денег у медиков уже нет, распоряжение Далина есть, и теперь работу над анализатором, связавшую руки, можно смело приостановить. Вернувшись, Бегунов уже ничего не повернет вспять. А Лукьянов и подавно. Упущенное ими время сработает на него. Предстоят, правда, нелегкие объяснения..
Однако не привыкать!
Он стремитильно вошел в лабораторию и, резко остановившись, оглядел всех взором, как ему представлялось, испепеляющим.
А-га! Чудесно! — сказал он, будто что-то пережевывая. — Вся оппозиция в сборе.
Так, как я и мечтал. Объяснять вам ничего не буду, — продолжал он при всеобщем внимании.
Скажу только, что впредь никаких несогласий с моими приказаниями я не потерплю. Это раз. «Отпустите к врачу» или «на похороны троюродного дедушки двоюродной тети» — с сегодняшнего дня подобные прошения не принимаются. Перерыв на обед- ровно полчаса.
Чаепитий хватит- дома устраивайте чаепития. Ясно? За нарушение- выговор. И так далее.
Закона, если вы уж такие законники, я этаким террором не нарушу. Наоборот. Затем. За невыполнение задания в срок- объяснительная записка. За опоздание на работу- тоже.
Будильник не проснулся или у трамвая колео спустило — мне все равно. Хорошие, человеческие отношения кончились. — Он посмотрел на часы. — Кончились сегодня, перед концом рабочего дня. Кого не устраивает предложенный стиль работы- милости прошу, заявление…