— Помесь, — кратко ответил я.
— А от них запоры бывают? — Он увлеченно дожевывал бутерброд. — А то желудок у меня…
— Мы все тут надрываемся, — вдруг произнес питекантроп, — а они… — И смолк. Затем вперился в меня пьяным неподвижным взглядом. Погрозил пальцем зловеще. Растягивая губы, веско, как заклинание, произнес: — Я тебя вижу наскрозь и навылет!
— Солидол нам принес, — объяснил мне Эдик. — Человек! Как раз для передней подвески… О, — ногой он пододвинул к себе жестяную банку, мизинцем влез в нее, ковырнув фиолетовую, жирно блеснувшую смазку. — Свежак! — сказал со вкусом.
Питекантроп гордо кивнул. Нижняя челюсть после этого долго не хотела у него подняться поближе к верхней.
Я сидел, угнетенный этим «бомбить». Потом явилась идея.
— Слушай, — сказал я Эдику. — Мне предлагали кардан на автобазе. Новый. Двадцать рублей. Может, слетаю? Машина на ходу…
— Ну, давай! — обрадовался тот. — Торгуйся на пятнашку. А то бомбить, встану еще враскоряку где-нибудь… За час успеешь?
Я выехал из гаража и полетел, сам не зная куда по проспектам и переулкам. Скорее из этого логова! От Эдика отоврусь: остановили гаишники, доверенности не было, машину задержали. Затем в присутствии рефери — Игоря, расплачусь с ним за работу. А переднюю подвеску и кардан пусть главный ремонтирует в автосервисе. С меня хватит. Солидол, гайки, мат, портвейн, жулье…
«А может, все наши проблемы, дела, да и вообще все-все, заключается в сущности белкового организма? — философствовал я, наслаждаясь свободой и оценивая вторым планом, хорошо ли пружинят рессоры на колдобинах. — Ну а пусть бы мы были из кремния, предположим. Все равно были бы и средства передвижения, и подобие алкоголя, и какая-то борьба за материальные блага — на ином уровне, с иным мироощущением, но такие понятия, как жадность, корысть, ложь — не исчезли бы, а просто приобрели другие формы, по сути своей ничем не отличимые от теперешних, актуальных».
Вечером мне позвонил Эдик.
— Чего ж ты уехал, — злобно прогнусавил он. — Там… зонтик мой остался…
— Где?
— На заднем сиденье! И штаны… Я так в спецовке до дома и топал. Да, и рулевая тяга от «шевроле».
— Ничего не видел.
— Как… увели, что ли? Ничего себе… — огорчился он. — На базе?
Я поведал об аресте машины органами ГАИ.
Эдик помолчал, соображая… Сказал, взвешивая слова:
— Значит, так. Тяга — пятнашка, зонтик — тридцатник, штаны — пятерка и — полтинник за работу. Три дня сроку. Иначе лучше не появляйся. — И брякнул трубку.
Так закончился этот ремонт.
Марина Осипова
Со съемок вернулась, исходя досадой. Ничего не выходит. Фильм разонравился, роль тоже, партнеры — кретины, режиссер орет по любому поводу, а отношения у нас с ним — не приведи господь. Только переоделась — звонок в дверь. Володя? С трепетом неприятия этой встречи поворачиваю вертушку замка… Вот номер! Корреспондент… Как его? Игорь.
— Надо поговорить. — Стоит на пороге, не раздеваясь.
Понимаю, что пришел он сюда неспроста, но больше не понимаю ничего. Улыбаюсь, говорю, что вчера прочитала интервью, все прекрасно, довольна… Он как-то отмякает, и в поведении его начинает проскальзывать непринужденность…
Ставлю чай, и в ожидании чая сидим, рассуждая о всякой всячине. Но вот пауза, лицо его суровеет… Сейчас цель посещения разъяснится.
— Марина, — начинает он, отводя взгляд. — У меня, видишь ли, неприятности. Беда даже… Я люблю тебя.
Я, обомлев, слушаю. О том, при каких обстоятельствах он увидел меня впервые, кто таков, на чем основано его приятельство с Володей…
— Короче, с ума схожу, — говорит он, болезненно морщась. — Вплоть до того, что каждый вечер обход вокруг известного тебе дома. Свихнулся. Ну а что ты мне можешь ответить, знаю. Ничего. Абсолютно ничего. Но не сказать тебе об этом…
— Понимаю, — отзываюсь я задумчиво, тут же сознаваясь себе, что хотя и впрямь понимаю его, но сейчас механически начинаю играть не то в сочувствие, не то в нечто сочувствию подобное, с задачей — чтобы и не обидеть, и отшить тем не менее. Тягостная роль.
— Ну, — говорит он неестественно бодро, — пониманием мы прониклись, и теперь ухожу. Извини за причиненное неудобство. Да, знаешь… смешно прозвучит… однако если бы свершилось чудо и стала бы ты моей женой, я был бы для тебя идеальным мужем, наверное. И вообще спасся бы. Володьке, прошу, ничего не надо… ладно? Не хочу выглядеть в его глазах смехотворным персонажем.