7. АМЕРИКА, КОТОРАЯ ВСЮДУ
В трех разных местах вспыхивают на площади беззвучные бенгальские выхлопы. Оркестр со втянутыми щеками и протянутым ртом выдохнул свой безъюбераллесный юбераллес и обмер, одни лишь вертолеты - три штуки болотно-пятнистых - ровно дудят: скрежещут мерно, прихлопывают лопастями, обмениваются наверху круглым ветром. Девки, теснясь задом, сминают шеренгу, бургомистры вздрогнули и оглянулись - один налево, другой направо - их выкаченные к рукопожатию пальцы обвисли. Фейерверк там они репетируют, что ли? Почему такой маленький и такой низкий?
Искры рассеялись, опали, погасли - сделались видны три фигурки в пятнистых козырчатых шлемах: по-рыцарски преклонили колено, у наклоненных лиц отведенные забрала с окошками, каждая фигура в своем отдельном дыму темнее и гуще общеплощадного тумана: ясное дело - заваривают на площади канализационные люки, и чешский, и оба немецких. Над головами их покачиваются концы вертолетных суставчатых лестниц. Наверняка императорская безопасность прознала об извилистых полостях, о сложных ходах, о таинственных шахтах в Юденшлюхтской горе, о гномах-гранильщиках в шапочках желтых, зеленых и красных и о том, что они могут из-под площади вылезти с молотками, зубилами и тесалами и ринуться на Императора, вереща. Старое хмурое племя, недоброжелательное к людям с их младенческой жизнерадостностью. Удержать же их не удержит ни одно оцепление, тем более преторианская гвардия, составленная из двухметровых вольноотпущенников как баклажанного, так и кабачкового цвета, потому что, метр с кисточкой и прыгучие, как мячи, они прокатываются у гигантов под рукой и между коленей, а затем в прыжке с разворотом вгоняют зубило в крестец или же в почку - одним-единственным махом молота. Так был ими в рунической древности изведен великан или, быть может, даже хтонический бог по имени Ризенмаулькарльхен, или - в славянском изводе - Карел-Толстомордик, о чем извещает “Рудногорская старина” за июль-август-сентябрь 1881 г. ...Одновременно, как по команде - а и скорее всего по команде - сверху?! - сварщики забирают лица щитками, из мостовой опять иссекаются одновременные голубые снопы. ...На диване Голдстина нет. Компьютер его раскрытый лежит, мигает голубеньким над начатой строчкой
Thereunder it would be proposed, а самого Голдстина нет, и во всей студии нет его как никогда не бывало. Кухня мне тоже видна, никелированная ниша в углу - нету и в кухне. Отошел, вероятная вещь, по нужде - сортира, несколько странно называемого по-немецки абортом - там, в глубине коридора с заворотом в прихожую, мне отсюда никак не достать. Краешек двери с фарфоровым поросенком на ниточке - и только. А и доставал бы, все равно бы смотреть бы не стал - я уже видал один раз, как люди какают, лет двадцать восемь назад, в пионерском лагере краснознаменного завода “Вибратор” под Стрельной: Люся Драйцун из второго отряда присела на корточки в дощатой уборной салльмонелезного изолятора и какала, свесив тонкие кисти с коленок, наклонив на плечо умную голову с хвостиком и страдальчески закусив галстук - ровным счетом ничего интересного: одно журчанье и вздохи. Труха из междосочной щели налетела мне в нос, я чихнул. Люся Драйцун вздрогнула (ее и так круглые курьи глаза округлились еще пуще), но остановить себя не сумела.