Проф. Краснолобов закончил свою речь таким тоном, что было ясно, что он считает всякие дальнейшие дискуссии с пациентом излишними и, как бы для формы, спросил у него:
— Не желает ли он еще сказать что-нибудь?
Проф. Гольдовский тогда заявил, что его цель не нарушение Правильности, а разрушение всего строя Правильности, что он не может сделать больше того, что он уже сделал; как он сам был поражен возникшими в его уме мыслями о разрушении Правильности, так и другие люди не минуют последовать за ним и произведут на свет такие же разрушительные мысли.
— Сегодня я один, завтра нас будет много!..
Таковы были заключительные слова пациента. По знаку председателя, представитель администрации подошел к пациенту и, попросив его следовать за собой, увел его из залы заседания.
Открыв дискуссию, проф. Краснолобов обратился к членам института с краткой речью, в которой, между прочим, сказал:
— Вы, несомненно, обратили внимание на поразительное ослабление в процессе мышления пациента, когда он вдруг заявил: «Мы с вами теперь согласны, и вы, и я боремся с человеческим разумом… человеческий разум породил строй Правильности». Наш пациент ошибочно думает, что эпоха Правильности создана целиком усилиями разума; планомерной и целесообразной деятельностью единого разума, гордого и преступного разума. Это совершенно произвольное мышление. Факты истории не оправдывают подобного взгляда. Известно, что в начале ХХ-го века, благодаря новейшим для того времени техническим изобретениям, общественная деятельность в большом, международном масштабе стала возможной; в разных местах и в одно приблизительно время, одинаковая общественная деятельность проявилась. Воодушевленные принципами разумной жизни, люди в разных местах, пользуясь одинаковыми средствами, делали одинаковое дело: боролись с общественным злом. Только впоследствии отдельные группы деятелей соединились в одну всемирную могущественную организацию. Естественно, что разум проявился во всех делах и событиях прошлого, но не как единый, всемогущий, всезнающий и злонамеренный разум, как думает наш пациент. Если я порицал разум, так не тот великий, социальный разум, который вековым светом освещал путь человечеству в мучительном процессе приближения к совершенству, но разум индивидуальный, бессильный, в частности, разум нашего пациента, который, проникновенным взором всматриваясь в события отдаленного прошлого и сравнивая их с фактами нашего времени, открывает признаки единой руки, единого деятельного разума, гордого, неумолимо-жестокого, равняющего и обезличивающего. Такой логической связи между нашей эпохой и отдаленным прошлым нет, ибо разум индивидуальный не в силах этого доказать. Но наш пациент этого не понимает. Мощные страсти обуревают его душу; неясные грезы отдаленных поколений отуманивают и волнуют его ум; он потерял контакт с окружающей его действительностью; он к нам уже не вернется.
Во время дискуссии Димитрий Иванович, следивший с напряженным вниманием за развитием идей сторон и за постепенным и подробным выяснением самых глубоких и скрытых мотивов пациента, не раз сожалел, что по молодости своей он еще не призван к активному участию в публичных и официальных дискуссиях института. Ему казалось, что обе стороны не были свободны от предубеждений; в особенности это стало заметным, когда после перерыва, открыв заседание, проф. Краснолобов высказался в чрезвычайно неблагоприятном для пациента смысле. Димитрия Ивановича охватило чувство грусти, непонятное ему доселе чувство, когда он, наконец, очутился в поезде подземной железной дороги, ведущей в квартал № 28. Он знал и не сомневался, что так правильно, как было решено на заседании психологов; но он чувствовал, что и теперь, когда Семена Яковлевича осудили за нарушение Правильности, он столько же, а может быть, еще больше, чем раньше, любит и уважает своего славного и дорогого профессора.
Глава седьмая
ПРАВИЛЬНОСТЬ ПОДДЕЛЬНАЯ
In the English countryside there are no books at all, no songs, no drama, no valiant sin even; all these things have never come or they were taken away and hidden generations ago, and the imagination aborts and bestializes.
Иван Васильевич был доволен сыном.
3
«В английской провинции нет ни книг, ни песен, она не знает ни потрясающих душу драм, ни сладости дерзкого греха. Все это или вовсе не проникло сюда, или было изъято из употребления и выкорчевано уже много лет назад; поэтому воображение этих людей остается бесплодным и пробуждает низкие инстинкты».
Г. Уэллс, «Тоно-Бенге» (
