— Еще одно, — сказал я. — Могу я узнать ваше имя? У нас с этого начинают.
— У нас нет имен. Каждое из существ высшего разряда имеет свою формулу, отличающую его от других; имена же даются лишь растениям и низшим животным. Существа второго разряда, рабочие, между собой, может быть, и называют друг друга какими-нибудь именами, но я этого не знаю. Моя формула — MZ04, и так как двух одинаковых формул нет, это предотвращает путаницу. Кстати, ваши волосы всклокочены.
— Само собой. Я сам хотел просить…
— И руки ваши грязны. Так оно и должно быть. Мы готовимся нанести церемониальный визит. Вам, быть может, непонятно. Все наши дома устроены по одному и тому же образцу, и в каждом имеется комната для омовений и купанья. Но, когда мы идем куда-нибудь с церемониальным визитом, мы обыкновенно являемся туда перепачканными и растрепанными. А по прибытии моемся и приводим себя в порядок в уборной хозяина. Это делается из любезности. Мы как бы даем ему понять, что у него в доме имеются удобства, которых нет у нас.
— Извините, но мне это кажется удивительно нелепым.
— С известной точки зрения любезности вообще — нелепость, но, с точки зрения долговечности, она есть мудрость. Она смягчает сердца. Мы настолько сознаем это, что по временам прибегаем к услугам профессиональных оптимистов.
— То есть как?
— Очень просто. Если существо первого разряда чувствует себя расстроенным и угнетенным, оно сознает, что это понижает его жизнеспособность и укорачивает его жизнь. Но сознание этого только увеличивает недовольство. В таких случаях посылают в Центральный Департамент за профессиональным оптимистом. Оптимист приходит и начинает говорить. Он слегка преувеличивает все, что есть благоприятного в положении данного лица. Подчеркивает сильные стороны его характера. Восхищается его способностями. У нас немного таких профессиональных оптимистов, и услуги их чрезвычайно хорошо оплачиваются, — т. е. их право делать заказы в Центральном Департаменте весьма обширно.
— Многое тут кажется мне ребяческим, — сказал я. — А иного я не понимаю.
— Вы варвар и трудно ожидать, чтобы вы сразу постигли всю утонченность более высокой цивилизации. Постепенно вы поймете. А теперь идемте, — я только-только успею навестить профессора, прежде чем идти на службу в Контроль Освещения и Отопления.
Мы поднялись по спиральному откосу; мой хозяин подвигался вперед очень медленно и тяжело дыша. Дом профессора находился всего в сотне шагов от нас, но я не ошибусь, если скажу, что мы шли сюда целых пять минут. По внешности он был точной копией того, откуда мы только что вышли. Добравшись до наружной двери, мой спутник постучал молотком один раз. Дверь немедленно отворилась, как бы сама собой, и мы очутились в пустой передней. Отсюда дверь вела в большую комнату, служившую ванной и уборной. Впоследствии я убедился, что во всех домах эта комната была самой большой. Я обратил внимание своего спутника на то, что никто из слуг не вышел нам навстречу и некому доложить о нас профессору.
— Слуг у нас нет, — ответил он. — Имеется второй разряд существ, рабочие, но жить в наших домах мы им не позволяем. Мы так упростили жизнь, что каждый сам легко может смотреть за своим домом. В настоящее время каждое утро Контроль Гигиены посылает в каждый дом по двое рабочих для уборки и чистки, но еще вопрос, будет ли это продолжаться. В данный момент этот вопрос стоит на очереди. Это в некотором смысле роскошь, а роскошь опасна для интересов долговечности. Зачем нам слуга, который бы докладывал о нас? Если профессор знает гостя, в этом нет надобности. Если не знает, посетитель сам может сообщить о себе то же, что и слуга. Если бы профессор не хотел принять нас, наружная дверь не отворилась бы.
Мы нашли профессора не в первой комнате, а во второй, в столовой, где он принимал пилюли из алюминиевой чашечки, совершенно такой же, как и наши. Не обращая на нас внимания, он продолжал глотать пилюли, и мы в торжественном безмолвии ждали, пока он кончит. По внешности профессор очень напоминал моего спутника, только бахрома волос вокруг лысого черепа была темней и гуще, да что-то в его лице как бы указывало на пристрастие скорее к научным занятиям, чем на изощренную практичность. Я обратил внимание на то, как они курьезно поздоровались.
— Надеюсь, вы больны! — искренне воскликнул мой хозяин.