Мой шерп Виз досрочно заработал нашивки прапорщика, предложив еще и подпалить волка в этой яме. На дно мы наложили толстый слой щепок, пропитанных сосновой смолой, а в стенках ямы сделали узкие вырезы для факелов и доступа кислорода. Мой первый прапорщик Виз, который раньше работал в кузне, сделал меха для подачи воздуха в яму, чтобы поднять температуру горения. Последние полдня мы копали боковой туннель для установки этих мехов в соседних развалинах. Уже вечерело, когда мы заканчивали маскировку наших позиций, ямы и кузнечных мехов. Волк был умным легендарным монстром, и мы не хотели, чтобы он обнаружил наши приготовления и, как следствие, избежал западни.
Все было сделано, но каждый был готов к тому, что ничего не пойдет по плану. На войне ничто и никогда не идет по плану. А по количеству приготовлений у нас планировалась самая настоящая война с этим волком.
Наконец мы с Карасем и Портой начали разводить костер на площадке около пристани. Чтобы эффект привлечения внимания был максимальный, у нас предполагался огромный костер, наверное, метра три в диаметре и была припасена груда дров. На пиках мы планировали зажарить косулю, чтобы запах шел на всю округу. С ветром нам повезло, направление его было как раз в сторону логова. Мы сели на бревнышки вокруг костра и принялись ждать.
— Ну что, туристы, песни петь будем? — спросил Карась.
— Так у костра туристы именно этим и занимаются! — ответил я и затянул, — …А зима будет большаааая, вот взгляни — ка, за рекоооой, Тихо осень умирааааает…
Песня закончилась фразой «…только сумерки и смерть», а волк не приходил. Вообще никто не приходил. Карась сказал, что от моих печальных романсов все волки от тоски передохнут и попросил вспомнить Порту их песню северных морей.
— …Везли мы в ту даль вино и янтарь, ослов и шлюх, и прочую шваль… — запел баритоном Порта. А потом исполнил еще одну — «…мы дрались у пирса ржавыми ножами, баронесса вся дрожала, лаял пес…». И еще одну про «не сдохнуть б как собака под забором». Конечно, репертуарчик был тот еще, не очень жизнеутверждающий. А меня критиковали, эти любители высокой поэзии!
Голос у Порты был мощный. Наверное, нас было слышно даже в Северной Гавани, до которой два дня ходу. Но волк, это коварное животное, все не приходил. Косуля зажарилась, мы поужинали, всех начинало клонить ко сну. Порта сокрушался, что завтра опять рубить дрова на костер, который видят даже боги. Разговор как-то сам переключился на небесные темы. И Карась начал рассказывать сказку про звездный корабль, которую знали все в его рыбацком поселке.
— Высоко над землей летел корабль — по небу, по черному океану, где живут звезды. Правили кораблем великаны, которым все было доступно на небе. Но на земле они жить не могли, так как во время большой войны разрушили и отравили свои города. Каждый, кто ступал на землю, умирал от страшного проклятия. Но великаны не могли жить на небе, они рождены были на суше, и дух земли пропитал их тела. Без духа земли, без защиты своих предков, да и от света близких звезд великаны вымирали. И тогда главный великан Ант решил поднять на небо кусок земли, с деревьями и реками… — голос Карася звучал убаюкивающее. После обильной пищи было лениво шевелиться, успокаивающе журчала вода. Мы почти задремали…
Ярость! Я почувствовал ярость за спиной. Она буквально обжигала. Оглянувшись, я увидел два горящих глаза. Карась и Порта мирно посапывали. Грёбушки-воробушки, волк пришел с другой стороны, я почувствовал, что он сейчас прыгнет. «Ментальный удар!».
— Волк пришел! — заорал я и, не глядя, сиганул через костер. Вот второй раз я этот олимпийский прыжок не повторю никогда. Видимо, сказались раскаченная ловкость, выплеск адреналина, страх перед волком, а, может, костер стал потихоньку затухать, и его жар был не такой сильный. Ноги все равно обожгло жаром.
Приземлившись, я почему — то заорал:
— Полундра! Подъем! — прихрамывая на обожженную пятку и ругаясь, я побежал от костра. — Мореманы гребанные!
Побежал я прямо по-нашему «минному» полю с ядовитыми штырями. А когда понял, где бегу, остановился как вкопанный. И сразу на то место, где я должен был быть, если бы продолжил бежать, приземлилась из прыжка стремительная серая тень. Грёбушки-воробушки, это была волчица по имени Лира. «Ментальный удар!». Волчица замерла, а я сделал второй олимпийский прыжок, пытаясь выскочить из «минного» поля. Не допрыгнул, а сзади услышал дикий рев. Волк прыгнул туда, где я только что стоял, и напоролся на штыри. От его рева я чуть на колени не упал. Затем ноги сами понесли меня к костру — я бежал, не разбирая дороги, через штыри, коряги, камни. Да что там штыри, плевать на них было, меня охватил панический ужас.