Надо было пересечь низину, и мы с Рубцовым вымокли чуть не по пояс, пробираясь через высокую, густую траву, мокрую, как река, от трехдневных дождей. Дружка и видно не было - только трава качалась там, где он бежал. Но вот земля стала подыматься, и начался веселый сосновый бор с редкими кучками осиновых высыпок.
- Сырая земля, не возьмет, - обронил Рубцов.
Мы дошли до мест, где недавно паслись косули - кора у осиновых побегов была обглодана.
- Давай, Дружок, след, - Рубцов пнул к Дружку темно зеленый косулин катышек.
Охота еще была запрещена, но мы с Рубцовым решились «пошакалить». На сотни верст в округе не только охотников - грибников-то не было. А местный егерь помирал от водки - ему ли до косуль? Нам же невмоготу было терпеть до осени.
За нашими спинами в пару подымалось солнце - день обещал быть жарким.
«Вот ведь силища какая - желание новизны, желание попробовать», - я шел шагах в двадцати правее Рубцова, Дружок тихонько рысил между нами - он, кажется, что-то учуял, - «И государство всего лишь исполняет волю (может и неосознанную) народа - кидает и кидает деньги в ненасыщаемую прорву: нате, жрите. Стройте квартиры, меняйте машины, меняйте обои и членов семьи, а вам уже не пора менять органы? - тратьте и консьюмируйте, консьюмеры! И мы всё перемелем. Вот она сверхчеловеческая «рабочая» силища».
Дружок встал. Потом сделал аккуратный шаг. Он был напряжен, и даже морда его приняла благородное выражение. Ушки его встали торчком. Он сделал еще шаг. Он не только чуял зверя - он его видел. Мы с Рубцовым переглянулись и тихонько взяли ружья наизготовку. Охота началась.
... ... ...
«Паломники» шли к дверям офиса «Новый курс» и днем и ночью. Особенно много было женщин пенсионного возраста. Их лица поражали своим одухотворенным выражением -
это была смесь боли, отчаяния, гнева и тупой, последней надежды.
- Шура, - сказал я компаньону, - как красивы русские женщины в минуты судьбоносные!
- Это напоминает демонстрацию петербурженок восьмого марта семнадцатого. В результате свергли царя, - согласился Шура, разглядывая толпу, - лишь бы теперь что-нибудь «великое» не началось.
К середине недели голос у меня осип, как у лектора сельхоз академии. Уголки рта ныли от бесконечных улыбок, а глаза подташнивало.
- Яков Аронович, а не взять ли мне «отгул»? Народ деньги несет, вы их и без нас рассортируете. На кассу поставим Марью Ивановну - полы-то все равно мыть бесполезно.
Да и кому они нужны, полы-то? Кто на грешную землю смотрит, когда валютное табло горит.
- Идите, развейтесь, - Яков Аронович озабоченно смотрел туда же, куда и мы - на кипящую толпу.
- Надо было, Анатолий, «замутить» обычную «пирамиду». Сейчас бы объявили, что курс вырос, и, может быть, тихо сбежали на курорт.
- Извините, Яков Аронович, но вы мыслите, как все ваше поколение: «купи-продай». Вас марксизм очень испортил - вышиб из голов понятие бизнеса.
- Чем же вам Карл Маркс не угодил?
- Мы в главном не договорились: он меня уверяет, что, как только изобрели капрон, женщины оголили ноги. А я считаю, что капрон и был изобретен потому, что женщинам пришло в голову ноги оголить.
- Так поделитесь со стариком - в чем секрет бизнеса?
- Поделюсь, но помучаю вас до вечера.
Мы помолчали.
- А скажите, Яков Аронович, вы действительно думаете, что мы с Шурой, наверное, два самых порядочных «игрока» в стране, могли бы «кинуть» этих вот наивных людей?
Мы ушли через лаз - шахту бывшего бомбоубежища. Последнее распоряжение было строгим:
- Сережа, - сказал Шура охраннику, который был предан нам, как спартанец, - если с Яков Ароновичем случится недомогание, добей его, а офис запри.
Когда мы подходили к «нашему» кафе, начался тропический ливень. Дождь хлестал так, будто бы ополоумевший болтун торопился выговориться - и все не успевал. Секунды - и мы промокли насквозь.
- Давай-ка по шашлыку жеванем, - Шура снял пиджак, - а салаты будем брать? Тут умеют.
Я играл вилкой в салате и смотрел за окно на колоссальных размеров тополь. Его ствол был изрыт каньонами трещин и, несмотря на дождь, был сух и спокоен. По стволу бегал вверх тормашками поползень-глупыш. Я смотрел на тополь и поползня, а они смотрели на меня и говорили: «Привет, царь природы».
- Шура, а ведь жажда денег - зло. Что скажешь? Бог не терпит стяжателей.
- Я консультировался у попа, как понимать «нищие духом». Оказывается, не в буквальном смысле.
Шура подмигнул мне карим, как у джина из восточных сказок, глазом. «Ах ты бесяра». Потом ухватил вновь отремонтированными, сверкающими зубами сочный кусок мяса и закончил с полным ртом: