Мы помолчали.
- А скажите, Яков Аронович, вы действительно думаете, что мы с Шурой, наверное, два самых порядочных "игрока" в стране, могли бы "кинуть" этих вот наивных людей?
Мы ушли через лаз - шахту бывшего бомбоубежища. Последнее распоряжение было строгим:
- Сережа, - сказал Шура охраннику, который был предан нам, как спартанец, - если с Яков Ароновичем случится недомогание, добей его, а офис запри.
Когда мы подходили к "нашему" кафе, начался тропический ливень. Дождь хлестал так, будто бы ополоумевший болтун торопился выговориться - и все не успевал. Секунды - и мы промокли насквозь.
- Давай-ка по шашлыку жеванем, - Шура снял пиджак, - а салаты будем брать? Тут умеют.
Я играл вилкой в салате и смотрел за окно на колоссальных размеров тополь. Его ствол был изрыт каньонами трещин и, несмотря на дождь, был сух и спокоен. По стволу бегал вверх тормашками поползень-глупыш. Я смотрел на тополь и поползня, а они смотрели на меня и говорили: "Привет, царь природы".
- Шура, а ведь жажда денег - зло. Что скажешь? Бог не терпит стяжателей.
- Я консультировался у попа, как понимать "нищие духом". Оказывается, не в буквальном смысле.
Шура подмигнул мне карим, как у джина из восточных сказок, глазом. "Ах ты бесяра". Потом ухватил вновь отремонтированными, сверкающими зубами сочный кусок мяса и закончил с полным ртом:
- Считай себя поганцем, искренне, - и богатей сколько хочешь.
- Понятно. "Я богател, кляня судьбу".
- Чье это?
- Вроде бы мое. Неизданное.
Не успели мы поднести к губам пузатые бокалы с коньяком - звонит Яков Аронович:
- Пришел представитель компании "Лора Мурло". Анатолий, сумма "ядреная". У них через месяц платежи хозяевам за рубеж, а выручка маловата, так что отступать им некуда. "Ценность" готовы привезти на броневике со своей охраной.
Крупные компании и банки - это стихия Шуры. Я протянул ему трубку.
Господи, как мгновенно преобразилось его лицо! Как напряглись желваки, сузились и похолодели глаза. Где ты, мой друг-балагур? А голос. Таким голосом - ротой в бою командовать! "За мной, на смерть, ребятушки!"
- Для такой суммы срок депозита не меньше трех дней, комиссионные составят...
- Как думаешь, нет смысла вернуться?
- Яков Аронович прекрасно справится. Для него это последний шанс стать из пенсионера человеком. А что ты скажешь "по голосу?" Этот представитель что, гаденыш или вонючка?
- Я бы сказал - безответственный вонючий гаденыш.
Мы вернулись к шашлыкам - вторая порция подоспела. Но обедать спокойно не получилось. Шура без конца говорил и говорил по телефону, и все о делах, а я стал позевывать, вытянул ноги и, заложив сцепленные руки за голову, расслабился.
Блуждая взглядом по нюханному-перенюханному обеденному залу, я увидел сидящую одиноко девушку. Она пила, видимо, кофе и ела круассаны. Она была некрасива, но что-то притягательное в ней было. Что? Одежда - обычная. Прическа - обычная. А, вот что. Какая-то нетипичная для наших дней грация в движениях.
- Шура, - отвлек я товарища от деловой болтовни, - любопытно, ты бы смог соблазнить вон ту, видишь?
- Легко, - сказал Шура, едва взглянув на ту, о которой я говорил, - на спор, за пятнадцать минут.
- Стой, чудак, куда ты. У меня чисто "академический" интерес. Марек! - позвал я бармена.
- Слушай, Марек. Видишь, девушка сидит? Принеси ей плитку шоколада и скажи, что за ней минут десять наблюдал парень через окно, а потом попросил передать шоколад и ушел.
- Давай посмотрим, что будет, - сказал я Шуре, наливая коньяк.
Марек подошел к девушке, поговорил с ней и положил на стол шоколадку. Девушка испуганно смотрела на нее, потом - ага, ей было и страшно и любопытно! - посмотрела в окно. А потом она покраснела и улыбнулась.
- Шура, - сказал я, подводя итог эксперимента, - все девушки хотят быть любимыми, все юноши хотят быть свободными. Любви на всех у нас не хватит, но свободу от власти доллара желающим обеспечим. Нам пора в офис.
- Анатолий, это не про вас ли по телевизору рассказывают, - сказал Марек из-за стойки.
С экрана телевизора уверенно, давая понять, что он-то раскусил все тайны бытия, нам о нас же рассказывал телеведущий - мужчина, с характерным для своей специальности лицом, кричащим: "дайте мне скорее что-нибудь умненькое сказать!" и жуткой манерой поведения. Как и что говорить - это ведь тоже поведение. Говорил он плохо. Он не передавал факты - он озвучивал "свое" мнение. Мнение это было, понятное дело, только что отредактировано за стенкой и звучало так:
"Банальная жульническая афера... Финансовая пирамида, готовая рухнуть в любую секунду... Организаторов ждет справедливый суд..."