«Мне что-то не встречались такие богатые дяди, которые не могли себе чего-то позволить!» — Изольда злилась все больше, хотя и понимала, что девочка не виновата в том, что оказалась не такой, как она. Да и не могла она быть такой, с этаким-то носом, с этими вулканами на коже! Попробовала бы Изольда остаться такой неиспорченной и чистой, хотя с детства не только звалась в насмешку, а действительно походила на ангела. Уже в десять лет долговязый сосед по двору зажимал ее между гаражами. Ему было-то всего лет восемнадцать, этому ублюдку, но ей он тогда казался ужасно взрослым, и было неловко пнуть его в пах, как учила ее мать-хохлушка. Тем более что хоть и было до жути противно и стыдно, когда Степка лапал все ее извивающееся тельце, но иногда (Изольда и сейчас помнила) ее снизу вверх пронизывало такое удовольствие, что она вся обмякала в его руках. И перед сном, с пылающими щеками, она вспоминала потом эти секунды восторга, и уже хотела пережить их снова. Но зима была длинной, ждать приходилось долго…
Уже через год, летом, когда погода в первый раз позволила надеть коротенький сарафанчик, Степка изнасиловал Изу там же за гаражами. И хотя ей было ужасно больно и страшно от вида собственной крови, которую до этого она видела только на собственных содранных коленках, но Изольда тогда никому ничего не сказала. А когда он кивком позвал ее в следующий раз, как-то хищно облизывая толстые губы, у нее неожиданно вырвалось: «Килограмм «Белочки» принеси!»
И он приносил. Ей опять было больно, зато потом, уплетая конфеты, каких мать ей сроду не покупала, Иза хихикала от удовольствия: «Вот дурак! А если б я два килограмма попросила?» Теперь Степка каждый раз дарил ей конфеты, или привозил из Москвы «Пепси», или новые красивые трусики, потому что иногда торопился так, что рвал на ней белье. Иза только посмеивалась над его нетерпением: «Вот дурак!»
В школе она с интересом поглядывала на старшеклассников: им хочется того же, что и Степке? А как это будет с другим? Может, лучше, чем с этим дураком? Хуже-то вряд ли… В их школе было тепло в любую погоду, а в спортивном зале все были практически раздеты, значит, то, о чем она теперь думала постоянно, вполне могло произойти. Правда, ей уже было двенадцать, начались месячные, и девочка понимала, чем это грозит, но старшая подружка по подъезду объяснила, что если «неделю — до, неделю — после», то ничего не случится. Иза решила, что двух недель в месяц вполне — достаточно.
Однажды, когда у десятиклассников последним уроком была физкультура, Иза неслышно вошла в раздевалку к мальчикам и, несколько секунд оставаясь незамеченной, разглядывала полуодетые тела. Ей особенно понравился один, его звали Гошей, и в школе на него многие засматривались. Под изумленные возгласы она смело подошла прямо к нему и жестом велела наклониться. Касаясь губами его уха, она прошептала: «Пошли в душевую. Разговор есть». И он послушно пошел за ней.
Гоша понравился ей больше, чем Степка. Может, потому, что с ним уже не было больно. Иногда Иза даже испытывала нечто такое, отчего впивалась зубами ему в плечо и рычала.
— Звереныш, — стонал он. — Вот сучонка!
Иза не обижалась, потому что в следующий раз Гоша подарил ей золотую цепочку. Чтобы вообще состоялся этот следующий раз… Где он ее раздобыл, Иза не интересовалась. Да хоть бы и украл, ей-то что за дело? Девочке просто было занятно, что ее теория подтверждается: от мужчины можно добиться желаемого только через секс. Иначе цепочку подарил бы ей отец, которого она давно об этом просила.
— Еще чего! — грохотал тот. — Такой соплюхе — золото! У тебя мать без цепочки ходит.
Он всегда делал ударение на первый слог. Иза уехала от них с матерью сразу же после школы, и все эти годы только изредка домой звонила и высылала деньги. К тому времени ей уже осточертела провинциальная простота нравов. Хотелось чего-то более изысканного, тем более золотая медаль, которую ей помог получить школьный директор предпенсионного возраста, обещала кое-какие перспективы. Директор сентиментально называл Изу своей последней лебединой песней. В такие минуты она неизменно думала: «Старый пердун! Я-то песня, но не твоя». Но терпела его пахнущие старостью слюни, ведь они были повязаны с ним общей тайной: Изе не хотелось лишиться медали, которой она не совсем заслуживала, ему необходимо было доработать до пенсии и не угодить под суд за совращение малолетней. Хотя они оба хорошо помнили, кто кого совратил…