Робин Батлер хотел, чтобы переход от правления консерваторов к правлению лейбористов совершился под его контролем, и устроил все в лучшем виде; однако его очень беспокоило, какую роль в правительстве будем играть мы с Алистером Кэмпбеллом. Батлер не сомневался в моем стремлении стать личным секретарем премьера, в то время как эта должность дается только госчиновникам высшего эшелона. На самом же деле у меня этого и в мыслях не было. Я хотел просто получить назначение и стать членом Парламента от лейбористов. Робина же преследовал призрак моего родного брата Чарльза, который целых восемь лет был личным секретарем Маргарет Тэтчер по делам внешней политики. Мой брат и Робин давным-давно знакомы, ибо сам Робин работал у Тэтчер личным секретарем, а затем секретарем Кабинета на Даунинг-стрит, 10. Когда у Чарльза истек обычный на Даунинг-стрит двухлетний срок службы, Робин попытался выжить его и заменить новым советником по внешним делам, но Тэтчер и слышать об этом не желала. Время шло, систематические попытки соблазнить Чарльза прелестями должности посла или просто изгнать с Даунинг-стрит проваливались одна за другой, поскольку Чарльз обрастал связями и в конце концов стал очень влиятельной персоной. И вот, извольте радоваться: на Даунинг-стрит, 10 появился еще один Пауэлл. Видимо, мы с братом снились Робину в страшных снах.
Через несколько месяцев после того как мы обосновались на Даунинг-стрит, 10, когда Алекс Аллан, личный секретарь Джона Мэйджора, пасший нас в течение переходного периода, собрался уезжать в Австралию (получил должность верховного комиссара), Робин предложил мне его место. «Вам, — сказал Робин, — придется уйти из лейбористской партии, но вы ведь и не политик в полном смысле слова, а я все улажу». Я отказался. Робин явно не сомневался, что я на эту должность глаз положил и целый план разработал; его домыслы вылились в серию газетных публикаций, согласно которым ваш покорный слуга имел амбицию узурпировать пост главы госчиновников. На самом деле, когда Алекс Аллан уехал в Австралию, должность его была передана Джону Холмсу, опытному личному секретарю по внешней политике.
Робин сказал, нам нужен специальный правительственный декрет, разрешающий Алистеру и мне давать советы госчиновникам. Вероятно, Робин полагал, что Тони Блэр захочет учредить новую должность, поэтому предложил сразу три должности со специальными полномочиями. Мы согласились, что идея недурна, хотя лично мне новая должность казалась совершенно бесполезной. В конце концов, премьерские ставленники на Даунинг-стрит десятилетиями давали советы госчиновникам; взять хоть недавние примеры — Сару Хогг и Нормана Блэквелла, работавших при Джоне Мэйджоре. Что до специального правительственного декрета, влияние его было раздуто прессой. Позднее он использовался в качестве политического рычага давления на Тони Блэра. Гордон Браун, став премьером, устроил целое шоу из аннулирования пресловутого декрета. Впоследствии Робин Батлер скромно признал, что декрет был ошибкой. В приступе порядочности он внял совету управленцев Кабинета: дескать, нынешнее положение советников по особым делам — явление аномальное. Согласно поправке, проведенной в жизнь при Гарольде Уилсоне, советники могут советовать, а не политикой заправлять. Вместо того чтобы соотнести теорию с практикой, в официальных кругах решили теорию защитить и сделать исключение для нас. Нелепо было предполагать, будто наша деятельность принципиально отличалась от деятельности, которую Эдвард Болле вел в Казначействе в качестве особого советника канцлера Казначейства Гордона Брауна, или от деятельности любого другого особого советника в любом другом департаменте Уайтхолла.
У Макиавелли читаем: «Эти невесть откуда взявшиеся властители, как все в природе, что нарождается и растет слишком скоро, не успевают пустить ни корней, ни ответвлений, почему и гибнут от первой же непогоды. Только тот, кто обладает истинной доблестью, при внезапном возвышении сумеет не упустить того, что фортуна сама вложила ему в руки»[13]. Мы старались учиться побыстрее. Наши «инструкции первого дня» со всей ясностью показывали, что политической машине нас не подмять. Мы тщательно распланировали свои действия; в частности, постарались, чтобы первый визит Тони Блэра за пределы Лондона был не куда-нибудь, а в Северную Ирландию. Тем самым мы продемонстрировали свои приоритеты в решении проблем. Впрочем, одна из символичных перемен, задавших тон новой непринужденности первых дней, была задумана и проведена в жизнь не нами. Пресса много распространялась о «решении новых лейбористов» — отменить правило, согласно которому министры на заседаниях Кабинета должны обращаться друг к другу не по имени, а по названию должности. В прессе это решение фигурировало как «Зовите меня Тони». Эта светлая мысль посетила не какого-нибудь партийного функционера или политтехнолога — она целиком и полностью принадлежала Алексу Аллану.
13
Государь», гл. VII, «О новых государствах, приобретаемых чужим оружием или милостью судьбы».