Военные кампании в Афганистане и Ираке подняли новую проблему — как подать затяжную и непопулярную войну. Войны «мелкомасштабные», вроде вторжения в Сьерра-Леоне, а также войны быстрорезультативные, вроде Косовской, популярны, ибо не успевают надоесть народу; впрочем, не надо забывать, сколько журналистов критиковали ту же Косовскую войну. Однако Запад, похоже, потерял аппетит к войнам, изначально не обещающим быстрой (или полной) победы. Отчасти это связано с синдромом недержания внимания, настоящим бичом западного общества, порожденным двадцатичетырехчасовыми новостными каналами и культом «звезд». Народу теперь подавай немедленный результат. Регулярное созерцание возвращения на родину цинковых гробов очень огорчает электорат, а неспособность политического лидера внятно объяснить, почему стоило затевать ту или иную военную операцию и тем более жертвовать жизнями соотечественников, или хотя бы достаточно четко обрисовать контуры предполагаемой «победы» крайне затрудняет электорату визуализацию успешного завершения, а также смысл всей операции.
Не исключено, что лидеры Аль-Каиды и талибов правы — западное общество, будучи постдекадентским, потеряло вкус к войнам, а значит, надо только выждать — и мы сами сдадимся. Допустим; однако мудрый правитель ни за что не позволит врагам увериться в непогрешимости собственной интуиции, ибо такая уверенность для нас обернется катастрофой. По выражению Исайи Берлина, Макиавелли полагал, что «государства, потерявшие вкус к власти, обречены на упадок и скорее всего будут разрушены более энергичными и лучше вооруженными соседями».
Война в Персидском заливе в начале девяностых явилась первой масштабной кампанией США после Вьетнама; по убеждению Колина Пауэлла, самолюбие которого все еще кровоточило от опыта, полученного во Вьетнаме (где он воевал в младшем офицерском чине), американцам следовало сразу предпринять решительнейшие действия, чтобы раз и навсегда подавить сопротивление. Вьетнамский опыт также уберег Пауэлла от соблазна продолжать операцию в Багдаде, имевшую целью уничтожение Саддама. В результате американцы и их союзники бросили на произвол судьбы шиитов и так называемых «озерных» арабов, восставших против Саддама уже в разгаре войны; и над теми и над другими была учинена жестокая расправа. Разумеется, учиться на вьетнамском опыте необходимо, чтобы вновь не угодить в трясину затяжной и бессмысленной военной кампании; но нельзя и развязывать войну с единственной мыслью — о путях выхода из нее. Поэтому-то мы так и разволновались, когда министр обороны Дональд Рамсфельд после вторжения в Афганистан высказался: мы, дескать, не собираемся создавать «новую нацию». Наши опасения полностью подтвердились: Рамсфельда и неоконсерваторов на самом деле интересовала исключительно охота на Усаму бен Ладена. Мы-то думали, наша общая задача — хотя бы во второй раз уберечь Афганистан от статуса несостоявшегося государства, наладить жизнь афганского народа и застраховаться от атак, планируемых на афганской земле.
Если, после Ирака и Афганистана, Штатам светит очередной длительный период изоляционизма, то Британия и подобные ей государства первыми понесут от этого потери. Больше ни одно государство не может соперничать с США ни мощью, ни техническими преимуществами. Китай и Индия, со своим растущим потенциалом, конечно, в своих регионах до некоторой степени заполняют вакуум, оставленный Штатами; но Европе-то придется иметь дело с ближайшими соседями, в том числе с Восточной Европой, странами бывшего СССР и Северной Африки. И такое соседство требует от нас укрепления обороны и развития боеспособности ЕС до уровня, никогда прежде не виданного.
Если перевернуть сентенцию Карла фон Клаузевица с ног на голову, дипломатия предстанет не чем иным, как продолжением войны бескровными методами[213]; и действительно, мы, будучи у власти, львиную долю времени потратили не на ведение войн, а на попытки их предотвратить. В конфликтах в Индии и Пакистане, в Африке и особенно на Ближнем Востоке мы применяли (не всегда успешно) метод бесконечных переговоров, оправдавший себя в Северной Ирландии.
Нельзя сказать, что израильтяне всегда принимали предлагаемую нами помощь. Во время первых визитов в Иерусалим оба, Робин Кук и Джек Стро, подвергались процедуре, традиционно применяемой израильским главой администрации к британским министрам иностранных дел. Глава администрации во время прогулки высокого гостя по городу устраивает этакую «подставу», иными словами, вгоняет министра в краску, с тем чтоб в другой раз министр всячески избегал ситуаций, могущих вызвать чувство стыда. С главами правительства израильтяне, конечно, деликатнее обходятся; впрочем, Ариэль Шарон не упускал случая продемонстрировать Тони собственное покровительственное снисхождение. Когда бы Тони ни прилетел в Иерусалим, Шарон встречал его фразой: «Как мило с вашей стороны посетить нас и потратить время на наши проблемы, при том что у вас дома и своих проблем хватает». Тони продолжал упорные попытки заставить «старый бульдозер» действовать в наших интересах; мы до сих пор не поймем, влияли хоть как-то на Израиль или не влияли. Во всяком случае, сейчас, похоже, имеет место ситуация, когда израильские лидеры не могут приехать в Лондон без опасения быть привлеченными к суду. Однажды Джек Стро поделился следующим соображением: а не записать ли Шарона сотрудником Израильского посольства, а то, не дай Бог, арестуют его прямо во время визита.