Некоторые из Прескоттовых идиосинкразических конструкций поистине впечатляли — например, Энди Гилкриста, вожака бастующих пожарных, Прескотт упорно называл «Энди, этот, ну, вы знаете»; поднимал вопрос усиления «китайского барго» (под которым разумел эмбарго Европейского Союза на продажу оружия Китаю). В финальной же опросной сессии с Уильямом Хейгом[57] (Тони отсутствовал) Прескотт и вовсе измыслил нового исторического персонажа — Даму Сфену (так он назвал своего древнего коллегу по цеху, великого оратора Демосфена). И все же, несмотря на несвязность речи и экзотическую грамматику, всегда было видно личное отношение Прескотта к проблеме. Помню, меня очень тронуло его выступление в октябре 2005 года на совещании Кабинета, касавшемся образовательной реформы. Прескотт замолвил словечко за бедолаг, что завалили экзамен «11+»; он говорил поистине вдохновенно, даром что поддержки не нашел. Аргументировал следующим образом: «если создать хорошие школы, ученики сами набегут». Собственно, именно этим — созданием хороших школ — мы тогда и были поглощены. Четыре месяца спустя, когда уже и пакет реформ согласовали, Прескотт продолжал громко сочувствовать обделенным. Мы отправили в Кингстон-апон-Халл советника по образованию, Конора Райана, с тем чтобы он представил образовательную программу, и этим смягчили Прескотта. Гордон, на первых порах выступавший против реформы, рано ушел с заседания Кабинета, чтобы не считаться участником положительного решения. Тони хотел подначить присутствующих следующим заявлением: конечно, поддержка реформы имела цель выкурить Гордона с совещания, а все же ясно как день — без Гордона и совещаться-то смысла нет. Стычки Прескотта и Тони, касающиеся политических стратегий, отличались горячностью, но ни в коем случае не злобностью или неприязнью. Однажды в ходе спора по поводу образовательной реформы Джон Прескотт признался, что совсем сбит с толку. «Взгляните на тори, — сказал он Тони Блэру, — они выражаются вашими словами». Тони не растерялся. «И что, по-вашему, это означает?» — спросил он в надежде привлечь внимание Прескотта к тому факту, что даже оппозиция поддерживает столь удачную стратегию. После секундного раздумья Прескотт ответил: «Это означает, что вы — тори».
Я всегда считал себя человеком, искушенным в переговорах, однако до Джона Прескотта мне было расти и расти. Несколько раз пришлось принять на словах его пожелания относительно министерского портфеля, а закончить передачей ему даже и тех полномочий, о которых поначалу речь не шла. Так, перед выборами 1997 года мы специально для Прескотта учредили изрядный супердепартамент. После выборов 2001 года мы хотели, чтобы Прескотт отказался от министерского портфеля и стал замом премьера. Секретарю Кабинета отнюдь не улыбалась перспектива иметь неозадаченного и вспыльчивого Прескотта в секретариате Кабинета министров. Сам Прескотт считал, что достоин лучшего. В итоге ваш покорный слуга пошел на формирование нового крупного департамента уже после выборов 2001 года, чем немало огорчил Тони Блэра.
Прескотт отличался крайней обидчивостью. Это свойство он сам за собой признавал, мы же тратили уйму времени на умасливание. Первую ошибку совершил я, когда занимался организацией закрытой сессии по стратегии. Сессия планировалась к проведению за городом, присутствовать должны были Тони и Гордон со своими командами. Дело было в 1995 году, когда лейбористы еще находились в оппозиции. Не найдя подходящего помещения, я не придумал ничего лучше, как провести сессию в доме моего брата Криса, в Нью-Форесте. Прескотт, не обнаружив себя в числе приглашенных, просто взбеленился. Настропалил моего будущего зятя, журналиста Тоби Хелма, написать для первой полосы «Санди телеграф» статью о том, как его, Прескотта, не взяли на совещание в «Приюте охотника» (странноватое название для дома моего брата). С тех пор приходилось сначала устраивать фальшивую закрытую сессию, с присутствием Прескотта, и лишь потом — настоящую, уже без него. Прескотт требовал еженедельных встреч с Тони с глазу на глаз и очень злился, если вдруг таковые отменялись, однако, к 2002 году пресытившись ими, пожаловался мне: дескать, какой смысл, раз все равно результатов нет. Вообще Прескотт постоянно чувствовал себя обойденным, сетовал, что его не пригласили на серию совещаний по разработке стратегии «третьего пути» на том основании, что он, Прескотт «недостаточно умен».