Говоря о “Сонечке” и о других спектаклях нынешнего сезона, сразу вспоминаешь, что той же “командностью” были отмечены и некоторые спектакли в не слишком отдаленном прошлом. В “Облом off” Михаила Угарова, в “Пластилине” Кирилла Серебренникова сколько бы ни пытались выделить кого-то одного (или двух-трех), такое выдвижение оказывалось насильным, натужным, нарушающим саму природу этих спектаклей, принцип их самоорганизации. В них шум времени слышнее отдельных актерских голосов.
Так складываются “Египетские ночи” Петра Фоменко: пронзительность и поразительность игры здесь почти одинаково касаются каждого, но голос Фоменко, говорящий на том самом языке “шума времени”, существеннее одиночного трепета, отдельно звучащей ноты. Соединив в своем спектакле “Египетские ночи” Пушкина и Брюсова, смонтировав пушкинские упоминания о Клеопатре (как прежде уже пытался соединить эти тексты в своих “Маленьких трагедиях” Михаил Швейцер), Петр Наумович “вбрасывает” в наше время и в наше сознание далекие от нашего времени и нашего сознания представления о жизни и о страсти. Чего, собственно, стоит жизнь? И чего, собственно, стоит страсть? И чего меж ними стбоит слово (всегдашний вопрос Фоменко)? Проникаясь изяществом предлагаемой игры и затейливостью режиссерской мысли, актеры с удовольствием отказываются от претензий на свое театральное первородство. Они готовы быть чернильницей, “такою дрянью” (то есть вдохновением), чтобы через мгновение преобразиться — и погибнуть после ночи с Клеопатрой. И что с того, что топором послужит обыкновенное писательское перо...
Два часа сорок минут — почти невозможная продолжительность спектакля, когда речь заходит об антрепризе. Сейчас и в театральных академиях стараются избежать антракта — и весь разговор со зрителем, всю философию, психологическую глубину и достоверность уместить в час тридцать, максимум — в час пятьдесят. Тем не менее именно два часа сорок минут, с одним антрактом, длится спектакль “Независимого театрального проекта” “Ladies Night. Только для женщин”, премьеру которого сыграли на арендованной сцене театра “Сатирикон”.
Мужская история — уточняет программка. Производственная драма — определил жанр режиссер спектакля Виктор Шамиров.
Шамиров, по крайней мере дважды вводивший в заблуждение зрителей, обращаясь к сочинениям никому не ведомых авторов, а на самом деле берясь за постановку собственных пьес, в данном случае вроде бы вне подозрений: и хотя в Москве едва ли найдутся знатоки творчества новозеландцев Энтони Маккартни и Стефана Сиклера, а также француза Жана Коллара, которые значатся авторами пьесы, написанная ими комедия, судя по рассказам очевидцев, на Западе имеет успех и даже стала основой популярного фильма. Да и известное имя переводчицы Ирины Прохоровой — косвенное свидетельство в пользу наличия франкоязычного источника. “Ladies Night” — самая настоящая производственная пьеса. Только очень смешная (что ж, комедия — наиболее распространенный антрепризный жанр). Ее герои — сталевары, вдруг лишившиеся работы, поскольку закрылся их металлургический комбинат. И давние приятели по привычке собираются по вечерам в баре и спорят о том, кем им работать и чем заниматься. Случайно подвернувшееся объявление разом меняет все: они решают выступать в мужском стриптизе.
Краткое изложение сюжета плохо передает суть происходящего. Важно ведь, что речь о вполне добропорядочных металлургах, среди которых есть и довольно-таки молодые, а есть уже и зрелые, успевшие обзавестись семьей и теперь угнетенные необходимостью жить на иждивении жены. Что все они — обыкновенные мужики, люди простодушные, вообще — простые, презрительно относящиеся ко всяким “компромиссам” в сексуальной жизни, а представителей сексуальных меньшинств именующие не иначе как “пидорами” (житейские предрассудки им свойственны и в других областях: Барри не раз повторяет, что в бедах его жизни, как и во всех прочих грехах, виноваты “масоны, черножопые и евреи”).
Можно пофантазировать: мол, такая пьеса хорошо бы смотрелась в паре с теми, старыми, правильными “Сталеварами”, которые шли на мхатовской сцене, где построили настоящие мартеновские печи, а злые языки шутили на тему вторичного использования выплавленного в тех печах металла. Но, увы, тогда невозможно было появление на отечественной сцене пьесы про “металлургический” стриптиз, а сейчас вряд ли кого можно заманить на “Сталеваров”, не потерявших своих рабочих мест. Всему свое время.