P. S. Вслед своему предыдущему “Театральному дневнику” (2002, № 11), посвященному мюзиклам на нашей сцене, хочу пояснить, что писался он, конечно, до трагедии “Норд-Оста”. О последствиях теракта для жизни театра — в следующем “Театральном дневнике”.
КИНООБОЗРЕНИЕ НАТАЛЬИ СИРИВЛИ
СТРОИТЕЛЬ МЕЛЬНИЦ
Меня, честно говоря, удивляет, что для фильма “Олигарх” ни у кого не нашлось доброго слова. Помнится, в день премьеры ажиотаж вокруг картины был страшный. Газеты вышли с аршинными заголовками: “„Олигарх” на экране!”, “Владимир Машков на слоне!”, “На vip-премьеру собрался весь московский бомонд! Березовский присутствовал инкогнито”... Сам БАБ не вылезал из телевизора и комментировал: “Все так. Все правильно. Я — такой. Только трахаются на экране неверно. Тщательнее надо”. Словом, важнее события на тот момент не было.
И те же, в сущности, люди, что устроили вокруг “Олигарха” эту зажигательную рекламную пляску, дружно написали, что картина никуда не годится. Причем тон рецензий был не “кислый”, а какой-то горячечно-раздраженный, будто Петр Иваныч Бобчинский с Петром Иванычем Добчинским стремительно налетели, попробовали и понесли скорей по редакциям: “Ерунда!”, “Все неправда!”, “Я первый открыл!”...
Так и решено было считать — “ерунда”, хотя кино, в общем-то, не плохое. Крепкое, грамотно сделанное, увлекательное... Зрителям нравится, зрительницам — еще больше (по сборам, говорят, “Олигарх” обогнал даже “Войну” А. Балабанова). А главное, автору удалось совершить практически невозможное — заставить российскую публику проникнуться сочувствием к этому самому ненавистному олигарху. Мне лично подобная перестановка акцентов кажется плодотворной. И не потому, что фильм прославляет конкретно Березовского, а потому, что герой на экране предстает борцом против самой, может быть, страшной российской беды — вездесущего государственного “рэкета”.
Власть наша, склонная не оставлять своим попечением никакую из сфер общественной жизни, норовит сегодня поиметь долю во всяком бизнесе; причем не по закону — в виде налогов или грамотного управления госпакетами акций, а безо всякого закона — по праву сильного, по праву пахана или сюзерена. Вы на моей территории кормитесь — значит, вы мои крепостные: захочу — дам дышать и подняться (за соответствующую мзду, конечно), не захочу — по миру пойдете или вшей на нарах кормить будете... Так вот, герой фильма, рискуя жизнью, здоровьем и состоянием, отказывается быть “крепостным” и послушно отвечать по кремлевскому мобильнику с одной кнопочкой: тебя вызвонить могут в любое время дня и ночи, а ты — нет. Он борется за права “третьего сословия” против неистребимых в России пережитков государственного феодализма с его “кормлением”, “местничеством” и периодически устраиваемой “опричниной” как средством перетряхивания и дрессировки элиты. Что сегодня может быть актуальнее? Впервые за всю историю постсоветского кино появилась картина, в доступной и увлекательной форме доносящая до зрителя либеральные ценности. Так почему же наша критика, с сочувствием готовая принять любые ксенофобские опусы, столь нетерпима к “Олигарху”? Что, нынешний феодализм всех устраивает? И рабством поражены в первую очередь интеллектуалы, а не народ?