— У нас везде рыба водится, — засмеялся Сашка и, повернувшись к Шварцу, сказал: — С тобой сходить, Андрей?
— А что ходить? И так все ясно: я одним глазом гляну только...
Шаги Шварца зашуршали далеко по песку, она осталась вдвоем с незнакомыми мужиками.
— Саш, дай закурить, — попросила она, чтобы выиграть время.
Сашка дал, но хромой все сверлил ее огненным оком.
— Почему людей нет? — дрогнула она, старательно делая вид, что не замечает его назойливости.
— Суббота, — сказал Сашка, — прииск закрыт.
— Тут прямо золото, что ли? — спросила она, чувствуя, как невероятный взгляд хромого грызет ее. Уж это было почище Юрочки.
— Да тут везде золото, — серьезно сказал Сашка. — Разве рыба — не золото? Страну могли бы поставить на рыбе на одной...
— Гляди-ка, эконом, — услышала она вдруг незнакомый хриплый голос. — Уж больно ты разговорчивым стал, Сань...
— Отстань, — сказал Сашка и бросил окурок. — Не трогай. Не твое.
Вот оно как, подумала она, меня, значит, меж собою уж поделили. Так вот оно, твое настоящее, папа! Или само настоящее стало другим?
— Ты чё психуешь? — спросил Сашка, когда снова поехали. — Не любишь, когда на мозги капают?
— Не люблю.
— И я терпеть не могу, — сочувственно подхватил Сашка. — Как начнут мне мораль читать — я удушить готов.
Она нервно засмеялась.
— Слушай, — позвала она Сашку. — А зачем ты в рыбоохрану пошел?
— Как это — зачем? — не отрывая взгляд от дороги, переспросил Сашка.
— Ну, не знаю, может, ты “зеленый”, браконьеров сильно не любишь...
Cашка задумался.
— До браконьеров мне все равно, — сказал он наконец. — Просто это жизнь такая, понимаешь? Вот мы с тобой едем сейчас, как гуляем, а осенью, когда снег выпадет, от города в двадцати километрах — как на луне. Ни души нет, только река, да мороз, да рыба. Да медведи ходят, лощавую ее жрут до отвала. Красота! — Сашка завращал глазами, пытаясь выразить переполняющие его чувства. — А когда еще гаденышу какому-нибудь задницу прищемишь...
— Понимаю, — сказала она. — Сам процесс нравится, значит?
— Точно, — кивнул Сашка. — Сам процесс.
Он почему-то засмеялся и вдруг в упор посмотрел на нее:
— А у вас в Москве что, все такие тоненькие?
— В каком смысле?
— Да в прямом... — Правой рукой Сашка вдруг притянул ее к себе — так, что ни пикнуть не успела, ни дернуться, только почувствовала, как его большая ладонь осторожно ищет под кофточкой грудь.
Она дала ему нащупать бугорок с круглой пуговкой соска (нба тебе, Юрочка!), потом высвободила руку и, не вырываясь, не царапаясь, не крича, очень спокойно ударила по лицу. Сашка сразу отпустил ее и вцепился в руль, ибо машину бросануло-таки в сторону. А она, кажется, не рассердилась даже, поправила кофту и поглядела на своего соблазнителя.
Сашка, не глядя на нее, облизнул разбитую в кровь губу.
— Я не хотела до крови... Просто чтоб ты не смел...
— А, черт, — захохотал Сашка. — Нашло на меня, как на пацана... А ты молодец. Не думал, что в Москве такие харбактерные есть...
— А ты что, много москвичек напроверял?
Сашка заржал, будто от удовольствия:
— Не... Это я так, вообще: люблю девчонок!
— Это правильно: бабники — это научно доказано — и живут дольше, и пьют меньше.
— Да? — радостно удивился Сашка. — Это надо будет как-нибудь бабе моей втолковать...
— Кому? — удивилась она.
— Бабе моей, — повторил Сашка. — Чё уставилась? Не похож я на женатого?
Она отрицательно покачала головой.
— Ну и отлично, — обрадовался Сашка. — А то я от них устаю, от женатых. Особенно, знаешь, бывают — ручные совсем. Даже вот напьется человек, орлом глядит, песню орет, а ведет его — баба.
— Ну а ты, — полюбопытствовала она, — тоже ручной?
Сашка улыбнулся и лизнул разбитую губу.
— Откуда я знаю? Сама суди...
Она оценила Сашкину хитрость.
— А Шварц?
— Шварц? — Увлекающийся Сашка не заметил поворота в разговоре. — Со Шварцем какая-то история. Ему бы развестись, а он живет. Ему ж ничего, кроме воли, не надо...
Она вспомнила растерянно-нежные глаза Шварца и подумала, что чутье все-таки не обмануло ее и во всей этой истории Сашка не знает одного — как устал Шварц от своей свободы...