Выбрать главу

Ее подняли и повели куда-то, и когда ее вырвало, она заметила мальчишку, что взад-вперед бегал по песчаной косе и надтреснутым голосом, которого никто никогда не слышал от него, звал:

— Папка! Папка!

Река, гремя, неслась вперед — туда, где навстречу ей поднимались медлительные волны океана. Океан дышал шумно, но безучастно: тащил себе с берега песок, выбрасывал мусор. Из темных его глубин поднималась на нерест нежная нерка. И под водою — там, где река соединяется с морем, — широко раскинув руки и кивая головой, встречал рыбу Мурзилка, звал войти в свободное устье...

И это было настоящее, самое неподдельное настоящее, в котором ни она и никто, даже сам Господь Бог, ровным счетом ничего не могли изменить... Пока взрослые возились с вездеходами, вязали майора и писали новые протоколы, она подобрала на песке черную пуговицу от старой Мурзилкиной кофты и протянула ее Пашке.

Он отбежал, как дикий волчонок, и, кажется, даже не понял, что она подала ему.

1 ГТС — гусеничное тракторное средство (обычное название для вездехода на Севере).

Осколок тьмы

Ватутина Мария Олеговна родилась в Москве в 1968 году. Поэт, эссеист, прозаик. Неоднократно публиковалась в “Новом мире”, других журналах и альманахах.

*    *

 *

Помнишь, переходили дорогу в неположенном месте?

Снег повалил: ни вернуться, ни разгрести.

А сойдя с перрона в ночном предместье,

Где в инцесте живут поэтессы с поэтами, ты в горсти

Зажимал мою кисть, как клинок для мести.

Или помнишь, я, оборачиваясь и дрожа,

Как в убежище из стекла и бумаги,

Забегала в дом твой.

                                  От гаража

Отделялась тень вековой коряги,

Черт-те кем поставленной в сторожа.

Беспокойно, чутко спала округа.

Вьюги вьюн обвил околоток тьмы.

Было нужно нам предъявить друг друга

Небесам, под которыми ходим мы!

Твоему Небу и моему Небу.

Так предъявляют новую негу

Разлюбившим нас, бывшим, любившим нас.

...Приходила дворняга в неподходящий час.

Напилась и вышла. Ушла по снегу,

Не оставляя следов...

 

*    *

 *

Скоро настанет возраст, в котором ты

Влюбишься в предсказуемость суеты,

Где беспокойство, словно зона конфликта,

Не заползает в квартиру твою из лифта.

Было в начале Слово. Потом разлад.

Кровоточили десны. Свихнулся брат.

В гору пошел другой. И пришла жена,

Ужином накормила, дала вина.

Все залечила, выстирала, сожгла.

И — зажила.

Житель контекста Библии, библиофил,

Кто адским яблоком горло твое забил?

Слово забыл. Ты Слово забыл, с которым

Был не в ладу, которое брал измором

И сочинял планету, ремесла, саги,

Цивилизации, вечное на бумаге

Тленной. А нынче телу диктует позу

Только брюшко и ужина ждет, что дозу.

И неотрывно, словно в рецепт провизор,

Смотришь ты до полуночи в телевизор.

 

Воспоминание

Помнишь, как жили-тужили на Бронной?

Ведьму белесую в синих тенях.

Мокрый стояк в коммунальной уборной.

Тумбочку для телефона в сенях.

Пуфик смешной в кабинете соседа.

Ванную с запахом соли морской.

Жизнь прожита после этого где-то

В третьей стране у черты городской.

Я привожу к Патриаршим потомство,