“Все знают, что он [Колумб] искал Индию (и до конца жизни оставался в уверенности, что открытые им земли суть Индия); гораздо менее известно, что Индия нужна была испанцам не в последнюю очередь затем, чтобы „с другой стороны” достичь (казавшегося к ней близким) Иерусалима. То есть это была „акция” в рамках антимусульманской, опять же, стратегии — как и взятие Гранады”.
См. также: Юрий Каграманов, “Святая земля и вокруг нее” — “Новый мир”, 2004, № 9.
Юлия Качалкина. Спектралисты. Почему поэтического “поколения тридцатилетних” не было и почему оно распалось. — “Октябрь”, 2004, № 9 <http://magazines.russ.ru/October>.
“Когда я думаю обо всех этих людях — об их книгах, о журналах, где они чаще всего печатаются, об их языке наконец, я постоянно вижу оранжевый цвет. Рыжий — так сочнее. „Арион” — рыжий, „Новая Юность” — рыжая (время от времени то светлее, то темнее), „Сны-синицы” Кузнецовой — рыжие, „Конь Горгоны” (в отличие от двух предыдущих сборников Амелина) — рыжий, „Щелчок” Шульпякова — еще рыжее, у Янышева — темный и светлый беж „Червя” и „Офортов Орфея”, который есть не что иное, как рыжий, выжженный восточным жарким солнцем. Даже афишки их вечеров — совместных и персональных — рыжие. На рыжей-рыжей бумаге. У Бориса Рыжего — вообще говорящая фамилия. А Тонконогов носит цвет на себе — веснушки, волосы, брови, глаза…”
Юлия Качалкина. Время щедрой полноты. — “Дружба народов”, 2004, № 10.
“Иноязычный писатель всегда входит в литературу страны через порталы определенных идей — то есть мы никогда не сможем принять и понять [Чеслава] Милоша целиком и — как самостоятельную независимую величину Слова. Но лишь в комплексе “Польша-Россия”, сильно отягченном политическими обстоятельствами”.
См. также: Наталья Горбаневская, “Человек-эпоха” — “Новая Польша”, Варшава, 2004, № 9 <http://www.novpol.ru>; там же — и другие статьи разных авторов памяти Чеслава Милоша.
Альфред Кох. Крах страны Советов. Из второго “Ящика водки” Альфреда Коха и Игоря Свинаренко. — “Лебедь”, Бостон, 2004, № 394, 23 сентября <http://www.lebed.com>.
“<…> не могу не заметить, что когда Гайдар отпустил цены, то его упрекали во всех смертных грехах. Но один грех ему точно предъявить нельзя — он не обесценил вклады граждан. К тому моменту, когда пришло правительство Гайдара, этих вкладов уже не было. Их потратили Павлов с Горбачевым. То есть запись в сберкнижках у граждан, конечно же, была, а вот денег — не было. Куда потратил Горбачев эти деньги — одному богу известно. Только когда через полгода Гайдар пришел в союзный Минфин, их там уже не было. Лишь искаженное восприятие нашими людьми действительности и „чудно” работавшая при Ельцине пропагандистская машина убедили всех, что Гайдар украл вклады граждан. Кстати, Минфин России в 1995 — 1996 годах вернул эти кредиты и Сбербанку, и Росгосстраху. Однако это были уже другие деньги — инфляция их съела”.
Критики на привале , или Летние заметки о зимних впечатлениях. Беседа Дмитрия Смолева, Андрея Толстого и Анатолия Чечика. — “Новая Юность”, 2004, № 4 (67).
Говорит художественный критик Дмитрий Смолев: “Если в прежние годы радикализм вызывал отторжение изначально, даже у газетчиков, и „реклама” радикалов происходила неосознанно, через насмешку и негодование, то сейчас многое иначе. Вспомните, как развивалась карьера Олега Кулика — это один из примеров на нашей родной почве. Я не беру сейчас абсолютную значимость его карьеры, но то, что он стал знаменитым благодаря в первую очередь вниманию средств массовой информации, — это факт, от которого не увернешься. Художники, которые до сих пор себя позиционируют и связывают себя с авангардом, никак авангардистами в прежнем понимании не являются, потому что нет той стены, в которую они должны биться головой. Их охотно принимают. Пускай им не платят сразу денег за их „подвиг”, но и не отвергают. Мне кажется, что это очень важно понимать, потому что многие из сегодняшних художников, и в первую очередь радикальных, этим пользуются. <…> Если нет стены и художник-новатор перестает быть романтическим героем, то возникает иная оппозиция внутри цеха. Когда-то существовали консервативные, реакционные художники, составлявшие в глазах новаторов монолит, который не давал им ходу, пользовался приоритетом у власти и общества. Попросту говоря, был истеблишмент и был герой-отщепенец, который только потом приходил в истеблишмент. Мне кажется, что сейчас эта позиция поменялась. Если уж кого и называть сегодня романтическими героями, то тех самых традиционных художников, которые последовательно занимаются тем, что они считают нужным”.