— Ну куда ты их пихаешь?! Саша! Пойдем!
— Я в костер хочу!..
— У Андрея там наберем. У него много.
Сергеев чуть не сказал, что у Андрюхи никаких шишек нет, с его участка даже сосен не видно, но тут же осекся: сын поверил и побежал вперед...
Дома, заборы, ворота справа и слева были в основном по моде и возможностям пятидесятых годов. Но среди них вдруг появлялось такое, на чем взгляд сам собой задерживался и тяжесть рюкзака слабела, — резные воротца, теремки, остатки ажурной беседки под огромной елью. И вспоминалось, что здесь когда-то бывали Савва Морозов, Шаляпин, Шолохов жил, бегал Тимур со своей командой; где-то стоит расписанная Васнецовым церковь поразительной, говорят, красоты... “Надо погулять, посмотреть, — говорил себе Сергеев. — Обязательно в этот раз погулять одному спокойно”. Но чувствовал, что опять не погуляет и ничего не увидит — как-то так всегда получалось, что они торопливо доходили от станции до Андрюхи, а через сутки, двое, трое так же торопливо шли обратно на станцию самой короткой дорогой...
Укрытая лесом старая часть Клязьмы кончилась, начались коттеджи.
Когда-то здесь было опытное поле, и вдалеке еще оставались ряды теплиц с побитыми стеклами, но лет десять назад на нем начали давать участки под дачи. По шесть соток. Андрюха участок получил от церкви, для которой писал иконы. Поставил купленный сруб, насобирал мебели; мастер сложил печь. Но привести дом по-настоящему в приглядный вид — обшить рейками, сделать веранду, второй этаж достроить — никак не удавалось. Хотя это была для него не дача, а постоянное жилье — старенькие Андрюхины родители жили в однокомнатной квартирке в Мытищах.
А вокруг быстро выросли особняки из красного и желтого кирпича, вытянулись мощные глухие заборы в полтора человеческих роста. Но один пятачок — как раз напротив Андрюхиного участка — все пустовал, и это было даже символично: верующий Андрюха с крыльца видел купол тарасовской церкви. “Вот всё у меня по правилу, — любил говорить он, вытягивая руку в сторону церкви, — в любой момент могу на святой крест помолиться”. И гости неизменно приходили в восторг, искренне соглашаясь, что это действительно правильно, когда церковь видна...
— Никита! Никита, смотри! — сзади испуганно вскрикнула жена.
Он резко обернулся:
— Что?
— Смотри, строят все-таки!
— Бли-ин, — Сергеев досадливо и облегченно выдохнул, — вижу я, вижу... Думал, с Дашкой что...
И вот пустующий пятачок перестал пустовать — посреди него появилась яма и кучи земли, рядом лежал штабель бетонных плит.
— Кошма-ар, — чуть не плакала жена, — бедный Андрюшенька...
— Ну, что делать... — Сергеев сунул руку в щель в калитке, продвинул влево железный штырь. Калитка приоткрылась. — Пошли. Потом обсудим...
Ключ от дома лежал в условленном месте — внутри старинного угольного утюга в тумбочке на недостроенной веранде.
Сергеев открыл дверь, тут же почувствовал знакомый дух Андрюхиного жилища — смесь из запахов каких-то сушеных трав, специй, чего-то подкисшего, вареной рыбы, печной сажи... Но раньше здесь пахло иначе — масляными красками, скипидаром, лаком. Он вспомнил об этом с грустью и сожалением. Сожалением то ли об Андрюхе, который стал совсем другим, то ли о себе той поры, которую не вернуть.
— Кубик! — закричал сын. — Кубичек!
Ответный приветливо-снисходительный мявк, а следом изумленный голос жены:
— Узнали! Никита, ты слышишь?! Они друг друга узнали... Здравствуй, Кубик! А где твой хозяин?
Сергеев щелкнул выключателем, стал стаскивать рюкзак.
Обстановка на кухне не изменилась. Овальный обеденный стол с большим столетником посредине, стулья вокруг, толстые, похожие на пледы, шторы; на стенах висят картинки и фотографии — края их загнулись, а сами они потускнели от пыли. Полки с посудой, этажерка, электрочайник, полуразвалившийся антикварный буфет в углу. Холодильник, печь, обогреватель, телевизор...
Дом Андрюхи по-деревенски состоял из двух частей: большая кухня, она же главная комната, и горница, куда раньше старались не заходить — у Андрюхи там была мастерская. Потом она стала спальней для гостей.
Сергеев поставил рюкзак на стул, подвигал торсом влево-вправо, чувствуя ломоту в костях. Жена расстегивала кенгурушник. Дашка, слава богу, спала. Сын играл на веранде с Кубиком.