5
Стол был завален пакетами, столетник сдвинут на край; жена с увлечением, какое у нее редко случалось дома, готовила ужин. Сергеев нанизывал мясо, кольца лука и помидоров на шампуры и то и дело ходил проверять огонь. Разбивал кочергой обгоревшие поленья, подкладывал новые.
Потом принес шашлык. Разложил над красиво тлеющими, похожими на драгоценные камни углями. В который раз почувствовал детское желание их потрогать... С мяса закапало, тут же вкусно запахло, и очень захотелось есть. Сергеев пошел в дом чего-нибудь пожевать.
— Что ж они не едут-то? — спросил жену. — Ты звонила?
— Да звонила. Андрюха уже на вокзале, Наташка здесь почти — стоят в пробке... Авария, что ли, опять...
Сергеев взял с тарелки соленый огурец.
— А с кем она?
— Ну с кем? С Володькой.
— Понятно... А остальные?
— Что остальные? Если хочешь, сам звони. У меня центы на телефоне остались какие-то.
Сын смотрел телевизор, из которого без выражения, почти по складам говорили:
— Живи еще хоть четверть века — всё будет так. Исхода нет...
Дарья кряхтела на кухонном диванчике, задирала ноги. Жена разделывала селедку.
— С молокой, — сообщила, — как ты любишь.
— Отлично... Скоро шашлык будет готов. — Сергеев бросил в рот обрезок колбасы. — Может, туда пойдем? Посидим.
— Давай. У меня почти всё.
— Мегафон, — продолжал голос в телевизоре уже живее. — Мы делаем всё, чтобы ни одно слово не потерялось.
— Саша, — сказал Сергеев, — я ведь тебе запретил рекламу смотреть. Переключи.
Сын щелкнул кнопкой на пульте. Раздался хохот многих людей.
— Да бесполезно, — поморщилась жена, — сейчас везде одна гадость...
Воспользовавшись ее согласием идти на улицу, Сергеев быстро открыл вино, взял бокальчик и рюмку. Сунул в карман куртки “Путинку”. Вышел.
Угли почти не светились, да жар уже и не был нужен — мясо прожарилось. Сергеев покрутил шампуры, выкурил полсигареты, подождал жену. Потом вернулся в дом.
Она закончила свою готовку, мыла доску, ножи.
— Ну что, — теряя терпение, сказал Сергеев, — идем или как?
— А дети? Саш, пойдем к костру.
— А шашлык готов?
— Через десять минут, — соврал Сергеев; ему хотелось посидеть с женой наедине.
— Я потом тогда...
— Ну, Саш, пошли, — настаивала жена. — Сейчас Дашу закутаем, пусть тоже воздухом подышит...
— Ладно, давай вдвоем, — перебил Сергеев и обратился к сыну: — Если Дашка заплачет, зови сразу. Слышишь?
— Уху...
— Уху... Нормально давай разговаривай. Как отвечать надо?
— Да.
— Молодец.
— Да, картошку же надо! — вспомнила жена на улице. — Так хочу печеной!
Принесла; Сергеев поднял шампуры. Закопали картошку в угли.
В конце концов сели за столик. Жена глубоко вдыхала дым и аромат шашлыка.
— Сто лет мечтала... В больнице, после родов, такой аппетит напал! Про шашлык только и думала — чтобы огромные куски жирного мяса, с корочкой.
— Эти как раз с корочкой. — Сергеев налил ей вина, себе водки. — Ну, за то, что выбрались наконец!
Солнце уже скрылось, небо было сочно-синее, воздух посвежел, повлажнел. Знобило.
— Хорошо, — говорила жена, — ни комаров, ни мух. Люблю такие дни. И грустно так, и тут же счастье чувствуешь. Что вот оно, сейчас... Даже плакать хочется. — Она посмотрела на Сергеева. — А ты чего такой?
— Какой?
— Грустный... суровый.
Он дернул плечами:
— Тоже, наверно, от этого... И грустно, и хорошо.
— Тебе правда хорошо?