— О, привет, дорогая! — вскричала Наталья, пошла навстречу жене Сергеева, разведя руки; они традиционно поцеловались.
Заговорили о детях, спрашивали друг друга: а где остальные? Сергеев вышел на улицу.
Володька еще возился возле машины. Становилось всерьез, по предзимнему, прохладно; Сергеев вернулся к мангалу, налил себе водки, снял с шампура кусок мяса. Выпил и закусил... Да, одни приехали, теперь ждать остальных. По крайней мере скорей бы Андрюха хотя бы, и можно спокойно сесть...
Сергеев устроился на скамейке, застегнул куртку, поднял воротник. Медленно достал пачку “Винстона”, медленно вытянул сигарету. Щелкнул зажигалкой, посмотрел на сине-желтый огонек и прикурил... Торчать в доме не хотелось — слушать женскую трескотню о всяких проблемах, каких-нибудь пустяках, что произошли за все те месяцы, пока не виделись... Нет, лучше здесь.
Мягко хлопнула дверца “опеля”, пискнула сигнализация. “Хм, а Володька-то молодец”.
Уже два года Володька с Натальей явно были близки; может, до этого самого и не доходило, но к Андрюхе они всегда приезжали вдвоем, и в Москве, говорят, их часто встречали вместе; Наталья всячески выказывала Володьке свою симпатию, а он не протестовал. Наоборот, снисходительно-небрежно вел себя с ней, как с влюбленной женщиной. И в то же время прислуживал... Вообще, правильно с его стороны — Наталья тетка не бедная, за такой — как за стеной. Хотя... Сергеев представил ее лицо с дрябловатыми щеками и загнутыми книзу уголками губ, почти квадратную фигуру, жидковатые завитые волосы, и его передернуло. Нет, дурак будет Володька, если увязнет. Пусть и не красавец сам, но с такой жить... “Да ну! Что я? — опомнился, мотнул головой Сергеев. — Зачем я-то об этом думаю?” И он плеснул в центр еле заметного в темноте кружка рюмки граммов тридцать.
Перед тем как выпить, стянул с шампура еще кусок.
7
— Ох, молодца, Никит! Молодца-а! — с чувством, искренне восторгался Володька.
— В смысле?
— Да как?! Такую деваху заделал. — Сел рядом. — Видишь, как всё у вас отлично... — И добавил, как по секрету: — Вся в тебя. Копия.
Сергеев выпрямился, поежился, сбрасывая с себя липкие нити дремы.
— Давай лучше выпьем.
— Давай! У тебя тут есть?
— Всё есть — и водка, и закуска... Шашлыки вон засохли все.
— Ты уже говорил. Ничего, с водкой потянет.
— С водкой всё потянет. Но хотелось — как люди. Вы еще когда позвонили, что рядом. Вот я и нажарил. Теперь хоть опять костер разводи. — Сергеев протянул Володьке полную рюмку, себе капнул на дно. — Ладно, давай.
— Давай, — уже без энтузиазма согласился Володька. — Мы тоже пораньше хотели... Ну, за пополнение в семье. Молодец ты все-таки. Серьезно.
Чокнулись. Выпили. Сквозь жжение водки Сергеев сипнул:
— Бери шашлык.
— С девчонками надо...
— Как хочешь. — Сергеев закусил. Снова закутался в куртку. Посмотрел на черную стену сарайчика. — Это трудно определить, понять — молодец я или дурак.
Он испугался таких своих слов, захотелось услышать от Володьки недоуменный вопрос, какое-нибудь: “Да ты что?!” Но тот молчал. Что-то делал в темноте, чем-то постукивал, позвякивал.
— Чего у тебя там? — насторожился Сергеев.
Володька отозвался не сразу, так, кажется, был увлечен и сосредоточен.
— Трубку набиваю, — наконец произнес тихо, сладковато.
— Хм! Не лень?
— Да ну! Кайф полный!.. Вот столько лет гадостью травился, недавно понял... Ты-то все там же — в “Беттоне” своем?
— Угу. Только он “Бенеттон” называется.
— Ясненько.
Володька вставил мундштук в зубы, щелкнул зажигалкой и, огоньком вниз, поднес к табаку. Несколько раз с силой всосал воздух. Затем протяжно выдохнул дым:
— О-о-о!
Запахло вкусно и приторно. Каждый раз улавливая где-нибудь этот запах, Сергеев пытался вспомнить, что он напоминает. Что-то давнее и хорошее. И сейчас вдруг вспомнил.
— У меня мама когда-то печенье такое делала, — сказал, — с карамельками. Клала кусочек карамельки на тесто и пекла в духовке. Запах такой же был.
— Да, — равнодушно согласился Володька, — табак и называется “Карамелечный, легкий”... Хочешь попробовать?
— Да нет, не надо... Еще накатим?
— Можно. А ты, кажется, прилично уже.
— А что делать? — Сергеев снова стал раздражаться. — С пяти вас ждем. С женой чуть не поругались...