Меж двумя дождями, в перерыве...
Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор нашего журнала.
* *
  *
Я в этом городе провел всю жизнь свою,
Не променял его на выгоды и климат,
И сниться будет он в нездешнем мне краю,
Грозой весеннею и невским ветром вымыт,
И буду сниться я холодному ему
И равнодушному, каким он притвориться
Умеет вовремя и только потому,
Что лишней пылкости и нежных чувств стыдится.
Сентиментальности и в самом деле нет
В нем, и в себе ее не замечал я тоже,
Рукою разве что гранитный парапет
Слегка поглаживал, задумчивый прохожий,
Напротив крепости на миг остановясь,
И ускорял шаги, вдруг устыдившись жеста,
Затем, что есть любовь и есть такая связь
И есть понятие: единственное место.
* *
  *
Ты, страна моя, радость и горе
И заветный мой смысл в разговоре,
Ель-начальница на косогоре,
А в любви признаваться тебе
Есть большие любители, мне бы
Помолчать: все признанья нелепы,
Дух не любит железные скрепы
И угрюмые лица в толпе.
Вот избавилась ты от евреев,
Махинаторов и брадобреев,
Комбинаторов и прохиндеев,
Растворилась и хлопнула дверь,
Кто на скрипке играть тебе будет,
Кто журналы читать твои будет,
Кто обиду сглотнет и забудет,
Кто смешить тебя будет теперь?
Фет стихи посылает Толстому,
Дарит Чехову снег и солому
Левитан, увидав по-другому
Эту радость с тоской пополам.
Загораются звезды средь мрака,
Это Пушкину нравится тяга
И случайность в стихах Пастернака,
Это Тютчеву мил Мандельштам.
* *
  *
Но только английский хорош детектив.
И только французские сладки духи,
И дух эссеистики все еще жив.
И глубокомыслен немецкий мотив.
И русские благословенны стихи.
А небо Италии лечит от ран,
И так нам ее пригодилось кино:
О, задний, листвой занавешенный план
У Антониони, с душой заодно!
И радовал американский роман.
Но русские лучше стихи все равно.
Каналы в Голландии и облака,
Вермеера бархатный вспомню берет.
А Греция к нам привела сквозь века
Медею и Федру, поблекших слегка.
А русских стихов утешительней нет.
* *
  *
— Вот, — говоришь, — забываю слова,
А с именами и вовсе морока.
Этот, ну как его, словно сова,
Старорежимный любитель Востока,
Вечный заступник арабов у нас,
Выкладкам мидовским верный и сводкам,
Мрачно вещающий, как контрабас,
С голосом низким, двойным подбородком.
— Как хорошо, — говорю, — что найти
Сразу не можешь запавшее слово.
Чудный рисунок, гравюра почти —
Этот мгновенный портрет Примакова.
Сколько их, блеющих, нет им числа,
Душащих нас в телевизоре нашем.
Если б еще кой-кого не могла
Вспомнить из них, Жириновского, скажем!
* *
  *
Все должно было кончиться в первом веке,
И начаться должно было все другое,
Но не кончилось. Так же бежали реки,
Так же слезы струились из глаз рекою.
Страшный Суд почему-то отодвигался,
Корабли точно так же по морю плыли,