И она, как рыцарю Богородица,
Мне простит.
Флягрум
Владимир Рафеенко
*
Флягрум
Поэма
Рафеенко Владимир Владимирович родился в 1969 году в Донецке, окончил Донецкий национальный университет (русская филология и культурология). Прозаик, поэт, автор романов “Краткая книга прощаний” (Донецк, 2000), “Каникулы магов” (Донецк, 2005), “Невозвратные глаголы” (Донецк, 2009). Живет в Донецке. В “Новом мире” печатается впервые.
Часть 1
КАЛИНА
Большинство людей подобны древесной стружке, свернутой кольцом вокруг собственной пустоты.
Святитель Феофан Затворник
Концерты на укв
Что такое белка? Ерунда на четырех лапах с хвостом. Симпатичная, ловкая, ядра чистый изумруд. Что за ядра? Может быть, все-таки
яйца? Да, верно, скорее всего яйца чистый изумруд. Такие изумрудные яйца чистой воды были у того пушистого самца, которого мы поймали в лесу и привезли в поселок, чтобы показывать детям. Каким детям? Непонятно каким. Дайте-ка подумать. Неимоверно, кстати, кружится голова. Вы не в курсе, отчего это бывает?
Да. Но если разобраться по совести, то получается, что мы привезли эту белку самим себе. Поймали и привезли. Да, так почему-то получается, но это ведь неправильно? Не могли же мы быть одновременно и мужиками, которые по пути с речки заехали в лес, поймали белку, закинули ее в машину и поехали дальше, и той, никогда не видавшей белки детворой, сгрудившейся вокруг старого синего “запорожца”, который, виляя, въехал во двор практически вместе с воротами? Ох, как же мы испугались, когда из него стали вываливать матерящиеся, частично окровавленные мужики, воняющие кровью, рыбой, табаком и мочой!
Да, мы испугались очень сильно. И паника началась, как всегда, с Мити. Митя — тогда еще очень маленький мальчик — терпеть не мог всякую страшную жуть типа крови, серых мышей, подстреленных, но недобитых грачей, а также чужих непривязанных собак. Увидев кровь и услышав крики, он громко пукнул и дико, по-актерски, зарыдал, страшно подвывая сквозь слезы. Точно так же реагировала на все печальные события жизни его мама, Софья Вениаминовна, полная красивая женщина с усиками и вдохновенными ангельскими глазами. Кристина и Аня обнялись и заплакали вослед. Хотя им было уже по пять лет, но поплакать они любили. Эту страсть они в себе воспитали самостоятельно. Впрочем, за слезы им давали конфеты, поэтому их понять можно. Близнецы Валя и Валера тесно прижались друг к другу и закоченели. Что это, сказал Валя тихо. Смерть, ответил Валера, смерть пришла страшная. Мама, охнули сестры Парамоновы. Стойте тихо, дуры, посоветовал Валя. Крысы, сказал Валерка, крысы. А-а-а-а, заорали Парамоновы, именно как две великовозрастные дуры, к ним на спасение поспешила вся семья Парамоновых и быстро смешалась с толпой.
— А-а-а-а, бозе мой, бозе мой, а-а-а-а! — орал Митя, сморщив мордочку и театрально воздев свои маленькие ручки к небу.
— А-а-а-а! — что-то неразборчивое закричали женщины в пристройках, выбегая к машине.
— Ошел, млять, ошел! — громко, но неразборчиво орал один мужик на другого, стараясь унять кровь, бегущую из зияющей в щеке рваной дыры. — Ошел, шука, долбаная белка, долбанько, млять, любижель прирожы, пажла. Убью, шуку жыжую! Лови ее, млять, лови! — кричал самый толстый рыбак, дядя Женя. — Давай ружье, я ее убью, я стрелять в нее буду. Дайте мне патронов!
— Какое ружье, какое ружье, они же выпивши! — орали женщины.
Храбрый и смелый Белка, позванивая изумрудами, легко бежал по высоченному пирамидальному тополю к вершине, туда, где в глубоком теплом небе уже появился ранний тонкий серп.
Нет, его можно понять. Он испытал ужас, когда его, легковерного, пришедшего на человеческий цык поесть с ладони подсолнечниковых семян, схватили за загривок и швырнули в машину. В какую-то долю секунды промелькнула перед зверьком вся его жизнь: мама, папа, кедры, сосны, небо, Иван Семенович — лесник, его волосатая тихая дочь. А ведь предупреждали его — не ешь с руки, не пей с нее! Пятипалая лапа — символ опасности, признак настигающей тебя вечности. Но он позарился на орехи.
И вот теперь “запорожец”. В нем все ужасно, а люди вульгарны и пьяны. Это звездец, горько подумал зверек, прости меня, мама! — и, взяв себя в руки, уже на подъезде к дому коротко, но сильно укусил водителя первым.