«Все же мне кажется, что писатель — именно писатель, а не беллетрист и автор сценариев для сериалов, — это прежде всего, по определению, исследователь жизни. А значит, он должен, просто обязан жить этой самой жизнью, что-то знать, уметь, пройти через испытания, чтобы какие-то вещи, составляющие суть прожитого, если не понять, то почувствовать. Иными словами, сочинительство — это прямое следствие того, что ты горный инженер, физик или специалист по расчету прочности крыльев. Одно другое обуславливает, а не заменяет».
Составитель Андрей Василевский
«Бельские просторы», «Виноград», «Вопросы истории», «Гипертекст», «День и Ночь», «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «История», «Иностранная литература», «Мера», «Нескучный сад», «Новая Польша», «Посев», «Православие и современность», «Рубеж», «Фома»
Константин Аверьянов. Как увидеть новое в святом? — «Нескучный сад», 2011, № 10 <http://www. nsad.ru>.
Размышления ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН, автора книги о прп. Сергии Радонежском. «Народу всегда были нужны понятные для них святые. Зайдите сегодня в любой храм, и найдете там образ св. Матроны Московской. Кем она была? Во-первых, блаженной, которых всегда особенно любил русский человек. Слепой, не ходящей, гонимой, жила — своего угла не имела. Во-вторых, простой русской женщиной, крестьянского происхождения, ни карьеры земной, ни статуса. Самая что ни на есть родная. Да еще практически современница, то есть хорошо знавшая, от чего страдает сегодня народ. Помогала всем, кто ни придет. Здесь сбываются слова русской поговорки: „До царя далеко, до Бога высоко”. И нужен свой посредник».
«Как увидеть новое в святом? Это можно сравнить с восстановлением старой иконы. Когда образ пишут, краски свежие, изображение четкое. С годами он может потемнеть, а через какое-то время уже лика не разберешь. И нужно икону отреставрировать. В Церкви их поновляют: по старому изображению рисуют новое, хотя и близкое к оригиналу. И что происходит? Облик немножко изменяется. То же самое со святыми. Митрополитов Петра или Алексия современники видели по-своему, со своими акцентами и нюансами, а мы, спустя века, можем увидеть новый образ».
Иерей Алексей Агапов. Слово за слово… — «Виноград» (православный журнал для родителей), 2011, № 5 (43) <http://www.vinograd.su>.
«— Женщины часто любят поговорить. Какой вред семейным отношениям может нанести излишнее многословие супруги?
— <…> Женское многословие может порой представлять серьезную угрозу семейному миру. Когда муж приходит домой и садится есть — он беззащитен (хочется сказать: „как ребенок!”). У него открыты все каналы восприятия, ему можно залезть прямо в душу! <…> Вспомним сказку (то, что там фигурирует Баба-яга, к делу не относится): ты меня сперва накорми, напои, баньку истопи, спать уложи — а потом и спрашивай. Сперва забота — а потом работа. Внимательно слушать — это настоящая работа и есть. С другой стороны, понятно, почему жена делает такую тактическую ошибку…»
В номере также — интересное биографическое исследование Оксаны Севериной об американской писательнице Элинор Хогман-Портер, авторе всемирно известной повести «Поллианна» (1913). Кстати, интересно было бы сравнить два успеха — Портер и Джоан Роулинг: у каждого времени свои герои.
Петр Алешковский. Жора Владимов. — «Рубеж», Владивосток, 2011, № 11 (873).
«Я знал, что недавно умерла Наташа.
Жора повел меня в комнату, в ответ на соболезнование сказал:
— У меня теперь в Германии две могилки — теща и жена. Здесь кладбище недалеко, хожу их навещать.
Полы, застеленные линолеумом, потеряли прежний серый или зеленый цвет. Покрытые навечно въевшимся жирным налетом, на которых ботинок оставляет четкий отпечаток, они были разделены тропками на треугольники. От двери тропка в „зале” — так называл ее Жора — к другой двери, посередине комнаты развилка — более узкая тропинка протоптана к столику. Около дивана намятое пятно. Так мог бы ходить слепой, запоминающий пространство ногами, ни шагу лишнего в сторону — дорожки соединяли функционально необходимые точки А, В, С и D. Везде громоздились книги, брошюры, стопки бумаги. Старый абажур или лампа над диваном казались лишними — рука хозяина, кажется, не притрагивалась к ним с момента последних похорон. Комната с койкой — туда я лишь заглянул, кровать — мечта спартанца. Такая же, кстати, обделенная предметами спальня у Пастернака в Переделкине. Пустота, пыль и нетронутые куски пола. Комната-кабинет — наиболее обжитая. В ней простой коричневый стол с запыленным экраном компьютера, рабочая, а значит, засаленная клавиатура. Стол и пространство вокруг съедены книгами, бумагами, газетами, выписками, как и в „зале”. Не помню цветов на подоконниках, занавески если и были, то такие же смущенно скрывающиеся от взгляда пришельца, как и все вещи в этой квартире».