Потом в иллюминаторе самолета мелькнула темная синяя гладь воды — Каспий.
Потом куски желто-серой, безжизненной суши.
Потом облака-облака, какие-то крыши внизу, тысячи крыш — и самолет садится на посадочную полосу аэропорта Гейдара Алиева в нескольких километрах от Баку.
Первое впечатление в аэропорту: я бестолково тычусь туда-сюда в поисках окошка, где проплачивается виза.
— Сначала сюда, — по-русски приглашает меня местный пограничник в форме цвета морской волны к окошку паспортного контроля.
— Здравствуйте, — отзывается на мое приветствие второй пограничник в кабинке, бросает на меня короткий взгляд и метит мой паспорт простым лиловым штампом.
— А виза? — как дурак спрашиваю я, все еще не понимая. Я спрашиваю его с той долей идиотизма и непонимания момента, что он вдруг осознает, что созрел момент для высказывания. Не так-то часто пограничнику в капсуле паспорт-контроля выпадает момент для полноценного высказывания. И он не упускает его. Вкладывая в свое послание весь пафос, который он должен донести до дурака-чужеземца, и одновременно всю гордость за себя и за свою страну, он громко и радостно выпаливает:
— Гражданам России в Азербайджане виза не нужна!!!
Меня мигом выплюнуло в какой-то коридор, а оттуда — сразу за двери (как, оказывается, все просто!), где ожидают прибывших родственники и таксисты. Я прохожу мимо незнакомых лиц и фигур, думая увидеть что-нибудь вроде наспех сделанного плаката с моей фамилией или, на худой конец, услышать звонок мобильного, но тут вдруг кто-то тянет меня за рукав:
— Василий?
— Да.
— Я вас сразу узнал. Я — Азер, шофер машины.
— Азер… Здравствуйте… А как вы меня узнали?
— Я ваших всегда узнаю…
— Так… Далеко тут? Да у вас тепло… Дайте я зимнюю куртку сниму…
Мы вышли на воздух. Было градусов семь-восемь тепла. Никакого снега. Машина была припаркована под эстакадой: уютная «тoyota-previa». Я снял куртку и удобно расположился на кожаном сиденье. Настроение поползло вверх. Все, в общем, складывалось.
— Ничего не забыли? — заботливо спросил Азер.
— У меня только рюкзак и сумка…
— Тогда поехали.
Вот, и с того момента, как мы поехали, я помню на удивление мало: потому что все было в новинку и что-либо отдельное запомнить было почти невозможно. Помню, было косое вечернее солнце, дорога сухая, по сторонам — длиннющий, вообще как будто нигде даже не прерывающийся от аэропорта до самого города желтоватый забор, имитирующий то стену замка, то крепостную стену: за ним скрывались те тысячи крыш, которые я видел сверху. Зелень еще не проклюнулась. Лишь сосны качали темной хвоей да в одном месте круглилась жесткой, почти черной листвой роща оливковых деревьев.
— Ее скоро не будет. Беженцы срубят.
Я впервые услышал слово «беженцы», но не обратил на него особого внимания. Но оливковые деревья мне стало жалко.
— Срубят оливы на дрова?
— Нет, просто срубят. Поселок будут строить. Зачем на Апшероне дрова?
Я не сразу понял, что дрова и все, что горит, здесь заменяет нефть.
Азер разговаривал спокойно, уверенно. На вид ему было лет сорок пять: плотный синий свитер без воротника и серая джинсовая куртка облекали спортивное тело. Позже я узнал, что каждое утро Азер делает пробежку до бассейна, плавает, успевает завезти на работу жену своего начальника и еще переделать кучу дел — в общем, ведет спартанский образ жизни. Но тогда бросилась в глаза только непринужденная уверенность, с которой он вел машину, и выражение естественного спокойствия на лице. Даже дорожная полиция, которая свирепствовала на дороге, казалось, не замечает его.
— Нас не тормознут? Пристегнуться?