— Можешь пристегнуться. Но не тормознут.
— Почему?
— Они же знают, чья это машина.
— А чья это машина?
— Сейчас это машина Фонда Гейдара Алиева, но совсем недавно на ней ездила первая леди страны, жена президента Ильхама Алиева… Так что им не стоит связываться с такой машиной…
А потом на нас обрушился город. Причем сразу было ясно, что даже в сравнении с Москвой это город довольно большой. Но была в нем какая-то неуловимая странность: как будто и он за минувшие девятнадцать лет был почти весь перестроен набело…
Поужинать Азер предложил в отличном, по его мнению, ресторанчике, который размещался почему-то на задворках Больницы нефтяников. Ни вывески, ни фасада — ничего не было. Несколько оббитых ступенек советского подъезда со стеклянными дверями, второй этаж. Все убранство ресторана составляли тростниковые циновки на стенах и сделанные из таких же циновок кабинки.
— Если хочешь прийти поужинать с женщиной — заказываешь кабинку, — сказал Азер.
Я огляделся: в зале были одни мужчины.
Азер заговорил с одним из официантов по-азербайджански.
Он заказал традиционный бакинский ужин: люля-кебаб, огурцы-помидоры, зелень. Официант знал его, тут же принес лаваш и чай в маленьких, красиво ограненных стеклянных стаканчиках — армудах. К нему прилагалась горстка крепкого колотого сахара, которого не сыщешь уже, пожалуй, ни в Москве, ни в Париже, но который составляет здесь, в Баку, непременную часть чаепития, ибо по-хорошему чай следует пить вприкуску. Метафора времен не столь отдаленных, когда щипчики для сахара и сам этот колотый сахар, похожий на кусочки кварца, составляли принадлежность всякого неторопливого и вдумчивого чаепития. Первый нефтяной бум Баку пережил в начале XX века. И тогда на месте города старого, еще очень во многом азиатского, был воздвигнут совершенно другой город — с особняками в стиле модерн и рококо, с трамваями, городскими садами, оркестрами в них и, разумеется, ресторанами, где чистая публика того времени и изобрела этот, не лишенный своеобразного изящества, способ чаепития. Так вот: способ уцелел. А город — куда-то исчез. Я надеялся как раз на то, что в Баку будет много этого — прелестного дореволюционного модерна, который пленяет и томит меня, любителя старинных открыток, ценителя булыжных мостовых, трамвайных депо, старых парков и деревянных павильонов для чтения… Но как раз ничего такого нам на пути не встретилось. Со своими прямыми проспектами, запруженными огромными дорогущими джипами, «мерсами» и «вольво», город выглядел несколько одномерно. Может быть, мы еще не доехали?
Нам принесли кебаб. По-бакински следует произносить кябаб , говор здесь очень мягок. Даже нежен, как сам этот кябаб , сделанный из курдючного мяса овец, ароматный и буквально тающий во рту. Свежие помидоры, пряная кинза, эстрагон и базилик увенчали наше пиршество.
Когда мы вышли на улицу, уже стемнело.
Несколько раз я оступился в лужу на асфальте. Не видно ни бельмеса! В двух шагах от залитого огнями проспекта улицу не освещал ни один фонарь. Мы дошли до машины и опять окунулись в автомобильный рев вечернего Баку, который не оставлял мне надежды разглядеть собственно город. Наконец мы свернули на проспект Нефтяников, одну сторону которого занимали только что отстроенные шикарные здания этажей в двадцать, а другую — Приморский бульвар, ощетинившийся метелками пальм. Где-то между габаритными огнями автомобильного потока, стенами небоскребов и какими-то чудовищными колоннадами советского времени вдруг промелькнул знакомый и сильно изменившийся в масштабе, очень небольшой по сравнению с набухшим, набравшим нешуточную массу современным городом древний силуэт Девичьей башни.
Через минуту Азер свернул с трассы, мы проехали на бульвар и внезапно остановились у ворот с вывеской «Yaxt Club». Вдаль, в море, уходил пирс. У этого пирса — несколько дорогих яхт. Одна, самая большая, принадлежала президенту Ильхаму Алиеву. Индивидуальная, по-видимому, модель. Похожая была у незабвенного туркменбаши.
В конце пирса было небольшое здание, собранное как будто из нескольких блоков: барабан, чемодан и двухэтажное. Мне показалось, что все это сделано из синеватого пластика, но когда мы подъехали ближе, я убедился, что постройка не из дешевых, как и все, что есть на этом бульваре. Она была облицована тонированным стеклом цвета морской волны. Азер попытался подхватить мои вещи, но я упредил его, и мы поднялись в жилой корпус. В холле, выдержанном в морской тематике, стояли две большие модели английских фрегатов. На Каспии никогда не было иного военного флота, кроме российского, просто модели таких размеров делают, видимо, только в Англии. Номеров было всего с десяток. Я открыл свой: вот это да! Давненько мне не доводилось жить в таком номере! Стол во всю длину просторной комнаты, огромная, застеленная красивым стеганым покрывалом кровать, в тон этому покрывалу — толстые шторы, за ними — тонкие, кисейные… Я отдергиваю занавески, распахиваю балконную дверь: в сумерках еще видно море. Серое, с россыпью портовых огней вдали. Долго же я добирался сюда со своей «Тотальной географией»…